Шрифт:
– Стоит ли огорчаться из-за пустяков, господин граф? Эка беда, и не в таких переделках бывали!.. Сюда, пожалуйте!
Уму непостижимо!
И тут Хопкинс замечает нас.
– Какие бравые молодцы! – не моргнув глазом, восхищается он. – Таким самое место в голубой гостиной.
– Отчего вам пришла в голову эта мысль? – удивляется граф, его новый дружок.
– Гостиная всем хороша, но расположена в заднем крыле, на отшибе. Ничего не стоит пробраться туда по лесенке. Всякий раз, как бываю там, думаю: надо бы сюда охрану поставить.
– Проходите, проходите, гости дорогие! – восклицает адъютант Биро.
– Да-да, благодарим… Вот я и говорю, господин граф…
Наш приятель, об руку с графом, удаляется. Если я правильно усек, Хопкинс дал понять нам с Альфонсом, что будет ждать в голубой гостиной, куда попасть – пара пустяков…
Но ведь мы своими собственными глазами дважды видели его покойником! Как же этот тип ухитрился воскреснуть и заявиться на великосветский прием в капитанском мундире?
Краешком глаза я украдкой покосился на Альфонса.
Тот по-прежнему стоял как вкопанный.
Как я выдержал эти три часа, уж и сам не знаю. И дело не только в том, что караульным стоять – впору самому «караул!» кричать, но когда тебя к тому же любопытство разбирает…
Суета у главного входа стихла, празднество переместилось в залы. Гости больше не прибывают, только мы вдвоем столбами торчим.
2
Я человек не суеверный. Благодаря просвещенному воспитанию вовремя избавился от предрассудков, от слепой веры в привидения да колдовские штучки. Этим меня не проймешь, хотя однажды, туманной ночью, я сам видел безголового капитана Черного Тома на палубе его судна. Право слово, видел, он еще даже со мной поздоровался, вежливо так мотнул безголовой шеей… Но я всегда был выше суеверий.
Теперь же… Восставший из мертвых Хопкинс целиком и полностью вписывался в свод анекдотических историй о призраках. Скорей бы уж освободиться и рвануть в голубую гостиную!.. Но время, как назло, ползет чертовски медленно.
Наконец-то раздается стук кованых башмаков о булыжную мостовую… Смена караула!
Мы возвращаемся в караульное помещение.
– Видел? – шепотом спрашиваю я Альфонса, пока мы ставим ружья на место.
– Видел. Не слепой! – нервно отвечает он и торопливо закуривает. Заставить нервничать Альфонса Ничейного – это, я вам скажу, не шутка!
Больше мы на эту тему не заговариваем. Не дай бог прознают, что Хопкинс самозванец… его сразу же вздернут!
Входит разводящий.
– Идете? – спрашивает он, бросая взгляд на часы.
– Да, хотелось бы.
– Вовремя! – предостерегающим тоном говорит Ярославский и выразительно стучит по циферблату.
– Будьте спокойны, господин начальник, я вернусь вовремя.
Я выскальзываю за дверь. Альфонс даже не смотрит в мою сторону, хотя, ясное дело, догадывается, что я отправляюсь на поиски голубой гостиной.
Вперед, в глубь огромного дворцового парка, представляющего собой искусственно выращенные джунгли, где причудливо переплелись великолепные рододендроны, заросли мимозы, диковинные карликовые деревца и обвитые лианами тридцатиметровые пальмы. Прогретая за день земля источала волны тяжелых, насыщенных испарениями и одуряюще приторных запахов – от них голова шла кругом. Мощеная дорожка привела к большому пруду, поверхность которого была покрыта огромными светло-зелеными листьями с крупными чашечками цветов.
Ночь дышала ароматом таинственности. Как уже упоминалось, я не из суеверных, хотя в тот час, когда дед мой скончался в Саутгемптоне, у меня, в камере нью-йоркской тюрьмы, со стены свалился здоровенный кусок штукатурки. Это я к чему говорю? Подвержен ты предрассудкам или нет, а только знаю – бывают такие ночи, когда заранее предчувствуешь: что-то должно случиться.
Я осторожно пробирался окольными тропками, стараясь приблизиться к заднему фасаду дворца.
По небу проплывали легкие, словно дымка тумана, клочки облаков, рассекая на продольные полоски яркий серп луны.
Не удивляйтесь, что расписываю в таких подробностях, просто мне хотелось бы в точности передать свои впечатления о той ночи. Вы только представьте себе: парк, похожий на джунгли, луна в полосочку, и вдруг за поворотом аллейки передо мной как из-под земли вырастает незнакомец.
Как бы это описать его понагляднее? Лицо бледное, на высокий, умный лоб небрежно падают пряди длинных волос, явно неухоженных. Одет он был в какие-то странные, мятые холщовые штаны в полоску, разношенные до бесформенности башмаки и белую, небрежно расстегнутую рубаху. Сам не знаю почему, но я сразу же почувствовал, что этот человек – из благородных. Он, конечно, попал в беду и очутился в неподобающих для себя условиях, а может, заболел, однако осанка, гордая посадка головы, угрюмое, но спокойное выражение лица наводили на мысль, что этот человек не нашего поля ягода. С какой-то болезненной тоской он вглядывался в окна дворца и, услышав шорох, обернулся ко мне.