Когда Анна позвонила и сказала, что лучше, чем Дора, никого быть не может, Элисон ответила ей, что сразу двоих детей никто не взял бы.

— Но я не допустила бы, чтобы их разлучили, со временем я бы сама их усыновила, — сказала Элисон.

Берил Данн, мать Гейл, была страшно рада тому, что ей больше не нужно было нести ответственность: процедура усыновления уже началась. Это была единственная хорошая новость во всем том кошмаре, с которым они так долго разбирались.

Адвокаты Идриса Красиника готовились к пересмотру его дела. Ленгтон разрешил им просмотреть отчеты об их беседах с Идрисом и доктором Саламом. Анна снимала копии, когда первый раз что-то заподозрила.

Она начала еще раз сопоставлять все данные, снова и снова перечитывала, как доктор Салам разъяснял действие того яда, который, как он был уверен, давали Эймону Красинику. После этого они допрашивали Кортни Ренсфорда, который передал Красинику кексы с ядом, и закончили допросом Дэвида Джонсона, который признал, что отвозил их в тюрьму.

Анна вчитывалась в симптомы отравления дурманом, или джимсоновой травой, о которых рассказывал доктор: сухость во рту, расширение зрачков, высокая температура, нечеткое зрение. Психические проявления — помрачение сознания, эйфория, бред. Большая доза вызывает спутанность речи, потерю координации движений, спазмы, оканчивающиеся остановкой сердца.

Анна отправилась в офис к Ленгтону. Он жестом пригласил ее сесть, а сам продолжил говорить по телефону.

Он спросил у своего собеседника, понравился ли подарок на день рождения, и рассмеялся:

— Так, говоришь, уже взрослая и с Барби больше не играешь? Слушай, Китти, мы с тобой вместе сходим и на что-нибудь их поменяем. Ты их вынула из коробки? Нет? Вот и отлично. Возьмем что-нибудь другое, договорились? — Он выслушал ответ и снова рассмеялся: — Нет, не разрешай ему их вынимать. И потом, он же мальчик!

Сейчас он был очень красив: не было больше темных кругов под глазами — признаков невыносимой усталости. Он пообещал Китти, что приедет в выходные, и положил трубку. Ленгтон не только прекрасно выглядел, но и чувствовал себя превосходно, похоже, колено почти перестало его беспокоить, потому что он легко поднялся со своего места.

— Барби больше не на повестке дня. Ей теперь подавай магнитофон с караоке — петь, видите ли, хочет!

Анна улыбнулась и с неудовольствием подумала, что сейчас мигом испортит его превосходное настроение.

— Что такое? — спросил он, открывая бутылку воды.

Анна рассказала, что готовила документы для повторного рассмотрения дела Идриса Красиника. Прочтя симптомы отравления дурманом, которые перечислил доктор Салам, она сразу вспомнила, что у Каморры они были точно такими же.

— Какими?

— Ты что, не помнишь? — спросила она.

— Да что я должен помнить?

— Когда мы его допрашивали, он все время хотел пить.

Ленгтон откинулся на стуле:

— Что-то я не пойму, о чем ты.

— У Каморры остановилось сердце.

— Знаю.

— Ему в камеру приносили еду.

— И что же?

— Так вот, я подумала, мог ли Эммерик Орсо поручить добавить туда что-нибудь? Если мы узнаем, что это так, значит, сможем предъявить ему еще одно обвинение.

Ленгтон покачал головой:

— Не заморачивайся. Этот выродок умер, значит, работы у нас стало гораздо меньше. И без того против Эммерика Орсо столько улик, что на двадцать пять лет хватит.

— Знаю, только тебе не кажется, что нам нужно это выяснить?

— Нет, не кажется. Забудь, Анна, без него забот хватает. С сегодняшнего утра дата суда у нас есть.

— Как скажешь.

— Вот так и скажу.

— Вскрытие сделают?

Ленгтон кивнул.

— Сделали уже. Экспертиза показала, что Каморра умер от остановки сердца, и точка! — ответил он и протянул руку за отчетами. — Дай-ка посмотрю.

Анна не стала перечить шефу, но спросила Гарри Бланта, видел ли он отчет о вскрытии Каморры.

— Ну, отчет, конечно, имеется. Насколько я знаю, ничего особенного. За телом никто не обращался, так что сейчас он уже, наверное, горсть пепла.

— Как это?

— Ведь его не будут вечно держать в холодильнике. Скорее всего, дали добро.

— На кремацию?

— Не спрашивай меня, я не знаю. А знаю я, что его повесить мало было. Я бы сам петлю затянул, честное слово! Вот когда вернут смертную казнь, для меня это будет праздник. Его нет, все, хватит. Если бы его судили, получил бы пожизненное: трехразовое питание…