— В магазин, котенок.

— Подождите, мы сейчас.

Все было буднично, и ничего плохого не думалось. Был открыт балкон. Виднелась роща. За ней аэродром на взгорке. Горела вывеска «Светлячок». Под ногами вертелся щенок, жалобно скулил и заглядывал в глаза.

Ребята встали, надев пиджаки, застегнулись. Все черные. Пошли к двери. Щенок сел перед ними, задрал кверху морду и взвыл тонко, пронзительно.

Виктор вздрогнул и остановился.

— Что это с ним? — спросил Илья.

— Ты что, Тигруша, — Виктор присел перед щенком, — не хочешь оставаться один? — Щенок, поскуливая, облизал ему руки, резво отбежал к двери и сел. И снова взвыл.

— Ну, ладно, ладно, я скоро вернусь.

У магазина толпились парни. Кто-то в середине бренчал на гитаре.

— Я схожу в магазин и вернусь домой. Погуляю с Тигром, а после немного позанимаюсь, — сказал Илья, сворачивая к магазину.

— Дядя Витя! — Из сквера выскочил Марат, горячо зашептал: — Иди-ка сюда.

— Ты чего не спишь?

— Успею. Вы куда пошли, дядя Витя?

— В парк.

Марат потянул Виктора за рукав и, тараща глаза, зашептал на ухо:

— Сейчас на лавочке... сидели парни с гитарами. Они кого-то убить собираются. Во-он те!

— Спасибо, Марат. А сейчас кыш спать. Поздно.

— Пойдемте к танцплощадке, — предложил Женька.

— А твой бывший синяк не против? — опросил Виктор.

Сравнявшись с ребятами, Виктор оглянулся: «Все ясно!» Компания разделилась, окружила.

— Кстати, драться-то ты умеешь? — спросил Виктор Женьку.

— Махать руками каждый может! — сказал Женька.

— Иди-ка ты, Женя, домой, — сказал Виктор, и вмиг представилось ему колхозное поле с горохом. Как ползали, обрывали стручки и ели сочный зеленый горошек, смеялись над анекдотами шутника шофера, маленького, верткого. После приехали на строительство к бетонщикам и там перекидывались остротами. А девчата угощали их печеной картошкой. В котловане дотлевал костер.

А сейчас он понял, что за ним охотятся. Когда он оглянулся, мелькнуло лицо Прутикова.

Виктор пошарил в карманах. Кроме спичек и денег, ничего не было. «Надо как-то отправить Женьку домой, — подумал он. — Клим ихний. На него не кинутся. На меня для начала тоже. Слишком открыто. Задираться будут на Женьку».

Он вдруг понял, что удивительно спокоен. И удивился своей холодной рассудочности. «Что это с тобой, Зубакин? — спросил он себя. — Уж не хочешь ли ты подставить спину? Ну, нет, шалишь... Конечно, не хочешь. Ведь еще растут искривленные березки в память о матери, еще лежит в больнице Вова. И на кого-то смотрят из-под черных прямых волос глаза той девчонки с велосипедом. В общежитии скулит щенок, ждет тебя. А на Севере пилит и пилит лес Гришка. Сейчас уже там созрела морошка. И начинает краснеть рябина».

В парке горел свет только на аллеях и на танцевальной площадке. Играли танго. На площадке было тесно, кто танцевал твист, кто танго, некоторые вовсе топтались на месте.

Вокруг площадки под березами народу раза в два больше танцующих.

— Жень, иди потанцуй, — предложил Виктор.

— Да ну, скоро кончится музыка. И потом, чего я один?

В это время подошли какие-то парни с девчатами, обозвали Женьку морским волком и увели с собой.

— Может, двинем домой? — сказал Клим.

— Айда, — согласился Виктор. — Только пойдем прямиком, а то на аллеях светло и много свидетелей.

Клим стал озираться и шарить в карманах спички.

— На, — предложил Виктор свои.

Из беседки навстречу им поднялись несколько человек.

«Девять, — сосчитал Виктор. — Неплохо. И все сосунки».

Первым шел с гитарой на плече парень с фигурой боксера.

«Это, пожалуй, проще».

— Крика не будет, — сказал, подходя, парень с гитарой. — Что надумал?

— А что будет, если не надумал? Многовато вас, как я погляжу.

— Ничего страшного не будет. Или — или. Отправишься к прабабушкам пить чай.

— Конкретней.

— Что надумал?

— Скажи, пожалуйста, дело с таксистом уже закрыто?

— Закроют. Только без нас.

— Уяснил. Теперь еще вот что: это все твои жорики-чумарики?

— Мои.

— Жидковатые больно.

— Ничего, подрастут.

— Бить-то жалко.