— Что учинили они с воеводой?

— Того я не ведаю, потому что, видя дмитреевских солдат с теми ворами согласие, побежал из города тайно в степь к Саратову, чтоб тебе о том ведомость учинить в Казани. И шел до Саратова семь дней один.

Муханова охватил такой панический ужас, что он в течение недели добрел до Саратова, откуда еще через неделю перешел в Казань, весьма далеко от места своей службы. Из дальнейших расспросов выявились новые любопытные подробности:

— Сколько тех воров было в Дмитреевске?

— По моему присмотру было с 400 человек.

— А до их приходу в Дмитреевске об их намерениях ничего не знали? Не слыхали?

— Воевода дмитреевской Титов до их приходу для проведыванья про них, воров, в казачьи городки посылал дмитреевских солдат почасту.

— Что те посыльные говорили?

— Они приезжали к воеводе, в доездах писали и на словах сказывали, что у казаков никакова воровства и вымыслу на государевы городы нет.

— Значит, знали и скрывали?

— Так, получается. Теперь стало явно, что те посыльщики, дмитреевские солдаты, такой их (казаков-булавинцев. — В. Б.) воровской вымысел ведали и нарочно ему, воеводе, не сказывали.

Взятие булавинцами Камышина, неожиданное и стремительное, причем по достигнутой заранее договоренности с солдатами местного гарнизона, всполошило воевод. Они ожидают похода булавинцев к Саратову и другим городам по Волге, вплоть до Казани. Позднее стало известно, что булавинцы побили в Камышине солдатских офицеров, посадили в воду бурмистра и двух целовальников; воевода же «укрылся, а где, — ныне неведомо».

Повстанцы взяли воеводские пожитки, пушки, порох, свинец, «также таможенную и кабацкую и соляной продажи казну»; эти пошлины, сборы и взимали утопленные ими бурмистр и целовальники. Они же выбрали из камышинских солдат атамана и старшину и велели обоим «чинить право казачье, а соль велели продавать по 8 денег пуд».

В Камышине, как и во всех других местах, повстанцы вводили порядки казачьего самоуправления, расправлялись с начальными людьми. Снизили цену на соль. В Черкасске Булавин то же сделал для хлеба.

Продолжалось восстание в Тамбовском и соседних уездах. Власти должны были успевать всюду — помимо. Дона и соседних уездов, волнения и восстания продолжались или начинались в Башкирии и под Астраханью, в Запорожье и других местах. Массовое недовольство, выплескивалось наружу в разных местах. Канцлер Гаврила Иванович Головкин, сообщая царю о взятии Булавиным Черкасска, о «шатости» Сечи Запорожской, добавляет: вся шляхта смоленская бьет челом, что многие их крестьяне бегут из деревень с семьями к Брянску, «в новозаведенную от Василья Корчмина слободу на Ипуть реку», «их, помещичьи, дворы разоряют, животы (имущество. — В. Б.) грабят и людей их бьют до смерти». Из письма к нему, Головкину, смоленского воеводы Салтыкова стало известно: посылал он за теми беглыми крестьянами воинские команды с капитаном и прапорщиком. Но крестьяне с ними бились, убили одного солдата, другого ранили. То же сообщил дорогобужский воевода: бегут к Брянску крестьяне из Вяземского и других уездов с семьями. У них имеются пищали и рогатины. Идут «большими станицами» — человек по 100, 200, 300, 500 и более, «кроме женского полу», «поднявся целыми селы и деревни, через Дорогобужский уезд; идучи, чинят великое разорение и по селам и деревням крестьян с собою подговаривают, и многие к ним пристают. А которые их помещики и их люди и крестьяня за теми беглецами гоняютца в погоню, и по них стреляют (беглецы. — В. Б.) из ружья и бьют до смерти».

Головкин писал к Салтыкову, приказывал послать против беглецов «в прибавку» солдат, шляхту, конных рейтар «пристойное число с добрыми офицеры»; ловить тех крестьян, возвращать их помещикам, а тех, кто будет «боронитца ружьем», вешать «по дорогам, где пристойно».

Почти по всей Европейской России поднимается па борьбу угнетенный люд, и Булавин с повстанцами знают об этом. Новый войсковой атаман, избранный волей восставших, принимает энергичные меры для расширения движения.

Лихорадочная деятельность Булавина и его сподвижников в мае — июне преследует две главные цели: успокоить царские власти, чтобы предотвратить посылку новых карательных войск и тем самым получить передышку; увеличить ряды повстанцев, привлечь новых союзников и развернуть более широкое восстание. Замыслы эти удалось осуществить только отчасти. Прежде всего не удалось, конечно, ввести в заблуждение Петра и его окружение. Канцлер Головкин, узнав о письмах Булавина с повинной и сообщением о событиях в Черкасске, в письме царю резонно замечает:

— ...Те воры, опасаяся на себя приходу Вашего величества ратных людей, являют себя бутто с повинною, а, по-видимому, хотят себе тем отдух получить, дабы вяще усилитца и присовокупить себе таких же воров, как и ныне являютца.

Головкину вторит князь Василий Владимирович Долгорукий, брат убитого прошлой осенью карателя, назначенный Петром новым главнокомандующим войсками против булавинцев:

— А что, государь, писали они отписки до Вашего величества с покорением, и то, государь, все воровством своим поступали обманом.

В майской отписке на имя Петра, присланной в Посольский приказ, Булавин, как войсковой атаман, выступает от имени всего Войска Донского:

— Слышно нам чинитца, что нашего Войска Донского вор, бывшей наш атаман Лукьян Максимов да Ефрем и при них будущие (при них бывшие, служившие. — В. Б.) писали тебе, великому государю, воровски, ложно, отбывая воровства своего, бутто мы, собрався с Войском Донским, хотим тебе, великому государю, изменить и бутто хотим итти на твои государевы городы войною. И те их, Лукьяновы с товарыщи, на нас ложные письма.