Много времени на покупки и переодевание не ушло. Из торгового центра я вышла одетой в самые обычные голубые джинсы, просторную серую майку и ничем не примечательные кроссовки. Мои волосы прикрывала бойсболка, на носу сидели темные очки. Никакого интереса у прохожих я не вызову, убийца сейчас высматривает Виолетту, одетую в симпатичное платье в горошек и белые балетки. Единственное, что у нас теперь общего с Тарановой, это сумка. Но она самая простая, без броских фирменных знаков, брелоков, цепей или бахромы. Обычный ридикюль из кожзаменителя, не стоило тратиться на другой такой же, тем более что моя торбочка очень вместительна, в нее легко влезли мое платье и туфли.

Мобильный Косоруковой был отключен от сети, подъезд Алены охраняла консьержка.

– Вы к кому? – бдительно поинтересовалась она.

– В пятую квартиру, – вежливо ответила я.

– Аленушка недавно уехала, – теперь уже приветливо произнесла лифтерша.

Я отреагировала спокойно.

– Подожду ее во дворе, погода хорошая.

– Она в отпуск отправилась, – уточнила консьержка. – На вокзал спешила, чемодан везла большой, на колесах.

– Косорукова не сказала случайно, где собралась отдыхать? – спросила я.

Консьержка опустила уголки губ.

– Нет, просто бросила на ходу: «Евгения Захаровна, я отправляюсь на море, если кто спрашивать меня станет, скажите, вернусь в конце сентября». Ну, я ей удачного полета и мягкой посадки пожелала, порадовалась, что отпуск Алене такой длительный дали. Она хорошая женщина, вежливая, аккуратная, всегда здоровается, вот только личной жизни нет. Не ходят к Аленушке мужчины.

– Длительный отпуск, – повторила я, – да уж, не всем так повезет.

Было обеденное время, но мне совершенно не хотелось есть. Выйдя из подъезда, я устроилась на лавочке возле песочницы, в которой копошились малыши, и пригорюнилась. Алена поспешила скрыться, сильно сомневаюсь, что Косорукова двинула за рубеж. Она сейчас прячется у подруги или родственницы, смылась в Подмосковье, которое по площади сравнимо с большой европейской страной. Поди найди Косорукову в какой-нибудь деревеньке. Значит, мои рассуждения верны. Алена замыслила меня убить, это она упорно подсылала ко мне убийц. Что я ей сделала? Будучи Виолой Таракановой, я никогда не пересекалась с Аленой. Да и внешность моя сильно изменена, от прежней писательницы остались одни глаза. Похоже, Косорукова успела меня возненавидеть за тот короткий срок, что мы сидели в одном кабинете. Нет, глагол «сидеть» тут не подходит. Сотрудницы фирмы пересекались исключительно по утрам, получали очередное задание и расходились по магазинам, прачечным, химчисткам, кафе, ресторанам. Вечером мы могли и не столкнуться, потому что возвращались, только выполнив поручение. Иногда хватало часа, чтобы заказчик получил исчерпывающую информацию, но очень часто клиент желал проверить на вшивость сотрудников многих отделов. Хорошо помню, как мне за одну смену пришлось объехать десять аптек и везде с серьезным видом требовать:

– Дайте микстуру из слюны серого зайца.

Два провизора с воплями выгнали меня прочь, третий хотел вызвать психиатрическую перевозку, остальные просто крутили пальцем у виска и бормотали:

– В сумасшедшем доме сегодня каникулы.

И лишь симпатичная блондиночка с бейджиком «Елена» молча сходила в подсобное помещение, принесла пузырек с прозрачным содержимым и сказала:

– Пожалуйста, с вас десять копеек.

Я на секунду растерялась, но потом попросила таблетки от плоскостопия. Елена снова не продемонстрировала агрессии.

– Могу посоветовать специальные стельки.

– Хочу пилюли! – уперлась я.

– Зачем вам гробить печень? – попыталась урезонить придурковатую тетку провизор.

Но я стояла на своем.

– Мне врач прописал! Сказал, пилюли еще натоптыши с пяток уберут, избавят лодыжки от кривизны.

– С доктором спорить не стоит, – кивнула Елена, снова исчезла за белой дверью и вернулась назад с коробочкой, на которой была отпечатанная на принтере наклейка «От плоскостопия». – Пожалуйста, – улыбнулась Елена, – еще десять копеек.

Я открыла упаковку, увидела в ней штук двадцать желтых круглых таблеток, издающих характерный, обожаемый кошками всего мира запах, и поняла, что больше не хочу издеваться над доброй девушкой, которая в отличие от своих коллег не стала грубить умалишенной…

Наше общение с Косоруковой было поверхностным, мы болтали о ерунде, никогда не конфликтовали. Почему Алена хочет меня убить? Может, Косорукова душевнобольная?

Мои размышления прервал тихий голос.

– Миша, не мешай тете.

Я вернулась к окружающей действительности, увидела толстощекого бутуза, который тянул ручонку к моей сумке, и сказала:

– Ничего, я просто отдыхаю.

Мама мальчика, слишком полная для своего возраста блондинка, сидела на другом конце скамейки и сосредоточенно качала коляску, в которой спал крошечный младенец.

– Миша, отойди! – приказала родительница.

Мальчик с визгом отскочил от лавочки. Из коляски без задержки полетело недовольное кряхтение.

– Опять Лизу разбудил, – вздохнула женщина, – такой противный стал, чуть ему что скажешь, сразу кричит: «Неть» и делает по-своему.

– Самоутверждается как мужчина, – улыбнулась я.

– С ума сойти, как с двумя детьми трудно, – пожаловалась мамаша. – Думала, Миша уже большой, понятливый, три года ему исполнилось. А он безобразничает, не слушается.

– Отнимите у него скорей ведерко, – воскликнула я.

Мать оглянулась и успела выхватить у шалуна пластмассовую емкость, полную песка, которую «большой, понятливый» собрался опрокинуть в коляску на задремавшего младенца.

– Ах ты маленький монстр! – разозлилась родительница и шлепнула неслуха.