Прощальные письма были выдумкой Дэниела, а Шерилин их откровенно ненавидела.

Хотя она не испытывала никакой симпатии к мужчинам, которых обманывала, ей казалось верхом цинизма оставлять послания, исполненные «искренних» чувств. Но Дэн все-таки настоял на своем. По его мнению, телефонные звонки были делом рискованным, а отъезд без всяких объяснений мог бы вызвать ненужные подозрения. К тому же письмо гораздо романтичнее любого звонка. Во всяком случае, так считал Дэн. А у Дэна были свои представления о романтике.

Содержание всех писем было примерно одним и тем же. Шерилин писала, что муж узнал о ее неверности, пригрозил ей разоблачением, и единственным спасением для нее явилось обещание переехать в другой, разумеется далекий, город. Дэн писал почти то же самое с той только разницей, что обращался не к мужу, а к жене.

«Дон, милый, поверь, мне непросто уехать от тебя, но, увы, иного выхода я не вижу. Надеюсь, что после моего отъезда у вас с Люси все наладится. Твоя Шери».

— Наконец-то, — пробормотала Шери, складывая письмо и запихивая его в конверт.

Дэн все еще корпел над своим — в этом вопросе он был невероятно внимательным и изобретательным. Шерилин за почти уже шесть лет брака не получила от него не то что письма — даже коротенькой записочки или открытки по случаю.

Раньше ее ужасно возмущало то, что Дэн с таким упоением строчит прощальные послания совершенно чужим женщинам, а теперь… Теперь она смотрела на него, грызущего кончик пластмассовой авторучки, беспокойно ерзающего на кресле, и чувствовала не обиду, не раздражение, а усталость. Самую обыкновенную усталость.

— Дэн, этому всему когда-нибудь наступит конец? — спросила она мужа, когда он закончил и откинулся на спинку кресла с выражением полного удовлетворения на лице.

Дэниел крутанул кресло и повернулся к жене. На его лице появилось выражение, которое Шери очень хорошо знала. Это была деловитая сосредоточенность, которая совершенно не относилась к той фразе, которую она только что произнесла. Это выражение лица означало: «Шерилин, у нас еще столько дел, а ты лезешь со своими расспросами. Которые, если ты хорошенько подумаешь, могут и подождать…».

— Шери, любимая, о чем ты? Нам ведь еще вещи собирать. И поспать хотя бы пару часов. Я чертовски устал. Такое чувство, что миссис Хейзи высосала из меня все жизненные силы.

— Я тоже устала. Устала от этой жизни. Устала от чужих мужей, от лжи, от постоянных переездов. От страха, что в один прекрасный день все наши аферы раскроются и наша жизнь, если так, конечно, можно ее назвать, полетит к чертовой матери.

— Шери, любимая?

— Когда эта карусель остановится, Дэн?

— Остановится, я обещаю.

— Когда?

— Послушай, Шери… — Дэн внимательно и серьезно посмотрел на жену, — еще одно дело с такой же выручкой — и можем купить себе очаровательный домик на озере о котором ты так мечтаешь. И жить в нем, не особенно стесняя себя в средствах. Оставшиеся деньги вложим в свой маленький бизнес и…

— Дэн… — Шери подошла к мужу и присела на краешек стола, — по-моему, я это уже слышала. Но почему-то каждый раз оказывалось, что нам не хватает «еще чуть-чуть». Это снова твое любимое «чуть-чуть»?

— Шери, ты не хуже меня знаешь, что в этом году нам не особенно везло. Крупный куш мы сорвали только с Хейзи. И кстати, тебе не на что жаловаться. — Дэн кивнул на перстень с изумрудом, который Шери еще не успела снять. — Донован Хейзи оказался более чем щедр.

— О да, я всегда мечтала получать подарки от чужих мужей, — язвительно ответила она.

Ей даже показалось, что проклятый перстень начал жечь пальцы. Она бы с удовольствием продала эти подарки, но ведь надо было в чем-то блистать перед чужими мужьями. И Дэн знал это не хуже ее самой.

Но муж как будто ее не слышал. Он снова начал говорить о деньгах, о домике, о маленьком бизнесе, о еще «чуть-чуть» и последнем удачном деле. Выслушав его тираду с выражением предельного внимания на лице, Шери собрала всю свою волю в кулак и поплелась собирать вещи.

Большую часть вещей супруги, к счастью, успели упаковать прошлой ночью. Мебель за редким исключением приходилось оставлять, и это всегда вызывало в Шерилин досаду — она ужасно привязывалась к вещам.

«Новый дом — новая обстановка — разнообразие», — вечно твердил свою формулу Дэн. И это бесило Шерилин еще больше. Раньше она молчала, а сейчас… Сейчас ей хотелось променять золото своего молчания на медяки нескончаемого потока слов, в которых она высказала бы Дэну все, что накопилось за эти годы.