При этом весь русский народ, а на своих языках и всё человечество, управляют поведением друг друга именно при помощи этого рычага. Но то ведь бытовое управление, не научное… а значит, его как бы и нет! Как нет любых народных объяснений душевных явлений. Между тем, дураков полно, и даже в научном сообществе… простите, если я что-то выдал!

И искушение назвать кого-нибудь дураком, а всех остальных дураками, так велико, что ученые не в силах ему сопротивляться. В итоге рождаются страннейшие словосочетания, вроде ученых дураков, что явно относится к людям науки. Или разумных дураков, как называли в восемнадцатом столетии последних русских скоморохов во времена Кирши Данилова, чей сборник былин вы, возможно, читали.

Как видите, эти странные обороты весьма отличаются от привычного, бытового понимания дурака, которое отразилось в русском лубке девятнадцатого века: Трое нас в тобою шальных, блажных дураков!

Все-таки дурак — это что-то сниженное по сравнению с нами, обычными умными людьми. И поэтому в именах — ученые или разумные дураки — есть какая-то странность, которая заставляет задуматься. И если этому искушению поддаться и не встряхивать головой, чтобы избавиться от наваждения, то можно найти подсказки.

В качестве одной из таких подсказок скажу: словарь «Человек в производных именах русской народной речи» Алексеенко и Литвинниковой приводит шесть с половиной десятков слов, производных от слова дурак и означающих то же самое. О словах, которые означают того же дурака, но звучат иначе, вроде «пня», «дубины» или «дуба», я и не говорю. Их, наверное, не счесть. Это может означать лишь одно: понятие, скрывающееся за словом дурак чрезвычайно важно для нас с вами.

А поскольку дурак — это противоположность ума и разума, значит, оно не менее важно и для Науки думать.

Я не буду сейчас углубляться в понятие о дураке постепенно, а сразу начну с главного, с магической древности, которая скрывается за дураком. И чтобы показать это, воспользуюсь уже проделанной до меня исследовательской работой русского писателя Александра Синявского.

В советское время он был затравлен коммунистами в Советском Союзе, как диссидент, то есть инакомыслящий, эмигрировал и работал за рубежом. В 1978-79 годах им был отчитан в Сорбонне курс лекций, посвященных русской культуре. Одна из ее частей называлась «Иван-дурак. Очерк русской народной веры».

Работа эта начинается с мифологической древности, а завершается простыми зарисовками лагерных встреч автора с людьми веры, с разного рода сектантами, которых травила власть, вычищая сознание советского народа. Но меня сейчас интересует только то, что относится к понятию дурака. Я не во всем согласен с Синявским, но пока просто перескажу ход его мыслей, потому что в целом он позволяет взломать защиту бытового научного мышления и взглянуть в неведомую часть самого себя.

Синявский начинает с того, что дурак — это любимейший герой русской народной сказки. И это странно, ведь дурак — это последний и хуцший человек, как народ мог сделать его своим героем? Почему именно дураку сказка отдает первенство, победы и весь свой мир в награду?

«Дурак занимает самую нижнюю ступень на социальной и, вообще, на оценочно-человеческой лестнице. Недаром само слово «дурак» это ругательство — и весьма оскорбительное, и весьма распространенное. Никому не хочется быть дураком». [1]

Уже в этих коротких строчках немало вопросов для психолога. Почему нам не хочется быть дураком? С какого возраста мы обретаем это желание — нежелание? Почему? И как оно нам прививается? На эти вопросы каждый человек самопознания вполне может ответить сам, просто вспоминая собственное детство.

Следующие вопросы сложней, и на них без исследования не ответить. Почему ругательство «дурак» оскорбительно? И что такое оскорбительно? И почему именно это ругательство столь распространенно? А по распространению оно, безусловно, самое используемое. В каких случаях мы его используем? Когда хотим оскорбить? Или же когда хотим показать нечто, связанное с разумом, что можно назвать его отсутствием или неразумностью? А если это так, то оскорбительно ли это слово вообще? Или же при его произнесении мы делаем нечто совсем иное?

И это не все вопросы. К примеру, остается не заданным вопрос: а как вышло, что социальная лестница вырастает из дурака? И почему социальная лестница совпала с оценочно-человеческой? То есть с тем образцом, по которому мы судим, насколько человек — человек, на-сколько он очеловечился. Почему определение человеч-ности идет относительно дурака?

Ну, и заключительный вопрос: как сказка сделала именно дурака своим героем, учитывая все предыдущие вопросы? Она, что, — расставляла какие-то оценки, учила жить, подсказывала, как занять достойное место в обществе? А слова: сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок, — не просто пустой речевой оборот для украшения слога?