— Я все время удивляюсь, почему Господь так обделил женщин мозгами? — вздохнул Врублевский, пристраивая гитару у себя на коленях. — Живете по принципу: если и есть где-то что-то плохое, то со мной это никогда не случится… Да не трясись ты так, сказал же тебе: все будет хорошо.

— Я же голая, — с невольно рассмешившим Врублевского трагизмом в голосе пояснила она, — почти совсем голая…

— Ну, «почти» — это не так страшно, — успокоил ее Врублевский. — Считай, что ты на пляже. К тому же так ты не привлекаешь внимания и не выделяешься из общей массы.

— Можно, я хоть рубашку наброшу?

— Зачем? — удивился он, рассматривая враз ставшую пунцовой от смущения девушку, — У тебя очень красивое тело… Да не шарахайся ты так, шучу я, шучу… Нет, насчет тела не шучу, но… В общем, я просто пытаюсь тебя как-то успокоить. От твоей дрожи все кресло ходуном ходит, словно ты не за меня держишься, а за оголенные провода.

Девушка испуганно отдернула руку. Бессознательно она все это время обнимала Врублевского за шею, словно боялась, что ее неожиданный спаситель исчезнет, оставив ее наедине с шумной компанией разгулявшихся бандитов. Взглянув на пьяную оргию возле стола, она зябко передернула плечами и поспешно отвела глаза.

— Что? — проследил за ее взглядом Врублевский. — Ах, это… Инициатива наказуема исполнением. Слышала такую поговорку?

— Ты у них… за главного?

— Нет, скорее я «прикомандированный», — отозвался он, задумчиво перебирая струны. — А старший вон тот, высокий с усиками «а ля Фреди Меркури».

— Почему тогда ты не с ними?

— Не хочу, — пожал он плечами. — Почему, если человек не хочет чем-то заниматься, его сразу обвиняют в том, что у него «не все в порядке» или ему не разрешают заниматься тем, чем занимаются другие? Не хочу, и все.

— Так ты тоже… э-э… бандит? — на всякий случай уточнила она.

— Ты всегда такая или только с перепугу? Кто же еще? Конечно, бандит.

Чуть отстранившись, девушка внимательно посмотрела на него. Высокий, широкоплечий, с густой копной темных непослушных волос, голубоглазый, с могучей рельефной мускулатурой, выступающей из-под обтягивающей торс майки, он излучал силу, уверенность и… опасность. Опасность, столь притягательную для женщин, понимающих толк в настоящих мужчинах. Опасность зверя, с одинаковой естественностью способного быть нежным и неистовым. Именно таких широкоплечих парней с мужественными, даже суровыми выражениями лиц так легко представить с абордажной саблей в руках на борту пиратского брига или с окровавленной шпагой в руках на руинах стены только что павшего города. Надежный, сильный, удачливый, любимый женщинами, но вечно несчастный с ними, потому что женщина для таких искателей приключений — не больше чем мечта о спокойной жизни. Мечта несбыточная, потому что иной жизни у них быть не может. И как бы они ни любили свою избранницу, они всегда будут выдумывать троянские войны, чтобы, стоя на борту отходящей галеры, сказать молящей не покидать ее жене: «Шла бы ты домой, Пенелопа». Они проходят тысячи испытаний, чтобы вернуться, окруженными славой, и, увидев любимые глаза… уйти в новую войну, на поиски новых приключений. Для таких людей нет «конечной остановки», а есть лишь привал, временная пристань, где можно отдохнуть и набраться сил. Они жестоки в своем выборе, но тем и привлекательны. Их невозможно удержать, они вечно в пути, и этот путь и есть их цель.

— Бандит, — задумчиво повторила она, — пират… авантюрист… А я, значит, твоя добыча?

Он невозмутимо пожал плечами:

— Можно сказать и так… Да, пожалуй, что так…

— Значит, рядом с тобой я нахожусь в постоянной опасности? Меня в любой момент могут вскинуть на плечо, отнести в пещеру и там изнасиловать?

— По-моему, я только что спас тебя от этого. Или я ошибаюсь?

— Это — другое… Они — уголовники, — кивнула она на пьяную компанию, — а ты… ты — пират и варвар…

— Что-то я тебя перестал понимать, — признался он. — Это у тебя последствия стресса? Ты головой не ударялась?

Она мотнула головой, словно отгоняя наваждение. И все же ее взгляд то и дело возвращался к смуглым, покрытым многочисленными шрамами рукам, ласкающим струны гитары.

— Где ты так загорел? Солярий или курорты?

— Угу, курорты… Фергана, Тбилиси, Чечня, Карабах… Я вижу, ты пришла в себя, можно начинать выбираться отсюда… Мужики! А не пойти ли нам в сауну? Посидеть мы и дома могли. Ай-да, передышку сделаем, попаримся.

Компания нашла эту идею подходящей и, скинув с себя остатки одежды, повалила в раскрытые двери парилки. Последней выходила зеленоглазая путана. В дверях она задержалась и, оглянувшись на Врублевского, неожиданно трезвым голосом спросила:

— Я так полагаю, что сегодня мы больше не увидимся?

— Поехали с нами, — предложил Врублевский. — Они сейчас в таком состоянии, что этот «отдых» не безопасен и для тебя. За последствия можешь не беспокоиться — этот вопрос я потом улажу.

— Не могу, — покачала она головой. — Ты прав: в этом состоянии они совсем небезопасны, а мне не хочется потом навещать своих подруг в больнице. Мне уже не раз и не два доводилось бывать в подобных компаниях. Я знаю, как с ними нужно обходиться и как успокаивать… А вот ты обошелся с Катей не самым лучшим образом. Это та, блондинка…

— Она сама так с собой «обошлась». Это закон джунглей: «Либо ты, либо тебя».

— И все же ты был жесток, спаситель женщин, — она выразительно взглянула на сидевшую рядом с Врублевским девушку. — Правда, на этот раз ты спас не только ее, но и своих друзей. А может быть, и себя…

Она словно хотела еще что-то добавить, но передумала и вошла в парилку, плотно прикрыв за собой дверь.

Отыскав в кармане куртки Кочкина ключ от входной двери, Врублевский надел куртку и, подобрав с пола белье девушки, протянул ей: