Обхватив руками аэрокамеру, Айя приближалась к земле не быстрее облетевших лепестков цветущей вишни. В любом случае, так было намного проще, чем пытаться похитить спасательную куртку-парашют. Правда, сам момент прыжка с подоконника вызывал мандраж, а в остальном было весело.

Айя смотрела на проплывавшие мимо окна — скучнейшие комнаты, наполненные самыми стандартными вещами. Никто из знаменитостей не жил в корпусе Акира. Здесь обитали только безликие, заурядные «экстры» — лишние, никому не интересные люди. Несколько «экстров», страдавших эгоманией, сидели перед своими камерами и что-то бубнили, но их передачи никто не смотрел. Средний рейтинг внешности здесь составлял шестьсот тысяч, а это было тоскливо и жалко. Безвестность во всем своем моем ужасе.

Смутно Айя припоминала, что в былые времена стоило захотеть себе красивую одежду или новый скайборд — и вещи выпрыгивали из стенной ниши, как в сказке. А теперь у волшебной ниши ничего нельзя было допроситься, если только ты не был знаменит или не набрал достаточного числа баллов. Получить баллы можно было, лишь посещая уроки или выполняя повинности — те, которые но с поему усмотрению назначала Комиссия добропорядочного гражданства.

Подъемное устройство Моггла установило контакт с металлической решеткой, проложенной под землей. Айя поджала ноги и покатилась по сырой траве — мягкой, как мокрая губка, но ужасно холодной. Она отпустила Моггла и несколько секунд лежала на земле, вымоченной дождем Ждала, когда сердце забьется ровнее.

— Ты в порядке? — спросила она аэрокамеру.

Моггл мигнул ночными фарами.

— Хорошо. Только в глаза не свети, ослепнуть можно.

Рен поработал и над мозгом аэрокамеры. Настоящий искусственный интеллект был под запретом, но обновивший Моггл был не просто железкой, набитой электроникой и снабженной подъемным устройством. С тех пор как с ним повозился Рен, Моггл запомнил любимые ракурсы Айи: он сам знал, когда сделать панорамный кадр, а когда — увеличение. Он умел даже заглядывать в глаза Айи и находить там ответ.

Но почему-то с ночным зрением у камеры было плоховато.

Айя лежала зажмурившись и старательно прислушивалась, дожидаясь, когда пропадут радужные круги. Ни шагов, ни урчания дронов-смотрителей. Ничего, кроме приглушенного ритма басов, — музыка доносилась из здания интерната.

Поднявшись, Айя отряхнулась. Конечно, вряд ли бы кто-нибудь обратил внимание на то, что к ее балахону прилипли мокрые травинки. «Бомбилы реноме» одевались так, чтобы оставаться незамеченными. Бесформенный балахон с капюшоном был идеальной маскировкой для проникновения на вечеринку.

Айя покрутила на запястьях магнитные браслеты, и из кустов вылетел припрятанный там скайборд. Встав на него, она повернулась лицом к сверкающим огням Красотвилля.

Вот странно: все до сих пор так называли этот район, хотя большинство его обитателей уже не были красавцами и красотками — по крайней мере, в прежнем смысле. Теперь в Красотвилле было полным-полно пикселекожих и пласт-шутов, и вообще — тьма народу, изменившего внешность в дань последней моде. Ты мог выбрать для себя обличье из миллиона разновидностей красоты или уродства. А мог всю жизнь прожить с лицом, доставшимся тебе от природы. Теперь «красивый» означало «бросающийся в глаза».

И все же одно в Красотвилле осталось неизменным: пока тебе не исполнилось шестнадцать, появляться там было нельзя — особенно ночью, когда происходило все самое интересное. И тем более если ты был «экстрой» — безвестным неудачником.

Глядя на город, Айя вдруг ощутила свою невидимость. Каждый из миллиона сверкающих огней означал одного человека из числа ни разу не слышавших об Айе Фьюз. И возможно, никому никогда не суждено будет узнать о ней.

Она вздохнула и погнала скайборд вперед.

На официальных радио- и телеканалах всегда повторяли, что эпоха Красоты миновала навсегда и человечество обрело свободу от дурмана красотомыслия. Ведущие передач утверждали, что все различия между красавцами, уродцами и стариками стерты. Еще говорили о том, что за последние три года появилось множество новых технологий, влияющих на развитие будущего.

Но, насколько видела Айя, изменилось далеко не все…

Пятнадцати летним по-прежнему было тошно.

— Видишь? — прошептала Айя.

Моггл уже приступил к съемке. В линзах его объективов отражались огни безопасных фейерверков. Над крышами особняков покачивались воздушные шары. Самые отважные туляки прыгали с крыш в спасательных куртках-парашютах. Это было так похоже на вечеринки прежних времен. Веселье и блеск.

По крайней мере, именно так старший брат Айи всегда описывал эпоху Красоты. Тогда каждому, кто достиг шестнадцатилетнего возраста, делали пластическую операцию, после которой ты становился красивым. Однако хирурги тайно изменяли твою личность, превращая в болвана, чтобы тобой легко можно было управлять.