В Нью-Йорке программа встреч и приемов повторилась. На сей раз там присутствовали банкиры и финансовые воротилы, и темой бесед были деньги. Луизе потребовались новые наряды. Купленные ранее легкие одеяния не подходили к сырой нью-йоркской зиме, а Луизе хотелось соответствовать внешнему виду и величию Рахима. Так незаметно пролетело еще три месяца. Приемы, рауты, вечера, ужины со старыми деловыми партнерами султана…

В Шотландию они прилетели неделю назад и остановились в резиденции Рахима, что создало для девушки некоторые сложности. Эдинбург она знала как свои пять пальцев, но пойти было некуда. Не было запланировано никаких приемов и встреч, нечем было заняться в доме, как обычно это делают супруги. Стивен Харди, знавший султана лучше других, был главной помехой в стремлении Луизы «достучаться» до сердца Рахима. Когда они прилетели, он был уже в городе. Она не знала, прибыл ли Стивен прямо из Америки или нет. Харди вел себя очень сдержанно и предусмотрительно: никогда не говорил о делах в ее присутствии, хотя проводил большую часть дня в доме Рахима. Да и в этом кабинете, где Луиза сидела, он тоже не был особенно разговорчив. Сейчас они с Рахимом уединились в библиотеке, обсуждая какие-то вопросы.

Стивен постоянно сидел вместе с ними за ланчем. Он был вежлив с Луизой, оставляя при этом свою личную жизнь совершенно недоступной. Она знала лишь, что он снимает квартиру в центре города. Луиза не могла сказать, будто Харди ей не нравится. Для этого просто не было поводов. Она лишь завидовала той легкости и открытости, которые царили между ним и султаном. Взаимопонимание друзей было так велико, что иногда они могли разговаривать недомолвками, понимая друг друга с полуслова. После эпизода с Эрни Рахим ни разу не давал Луизе повода для ревности к другим женщинам, но, тем не менее, она ревновала его к Стивену Харди. Их взаимоотношения и взаимодоверие были непоколебимы и недоступны для других. Такая сплоченность делала ее посторонней. Подавив вздох, Луиза вернулась к начатому письму. Ей не хотелось писать, но сестра будет расстроена, если не получит от нее ответа.

«Рада, что посылка из Нью-Йорка дошла в целости и сохранности и близнецы весело провели время, надев шляпы а-ля Статуя Свободы».

Символ свободы. А будет ли она сама когда-нибудь чувствовать себя свободной от Рахима, даже если пройдет условленный год? Луиза надеялась на отца, обещавшего сделать все, что в его силах, и расплачивалась за это своей вольной жизнью! Дверь кабинета открылась, вернув Луизу к реальности. Вошел Стивен с кипой бумаг. Увидев ее, он остановился и слегка нахмурился: она заняла его место за письменным столом. Луиза привстала, чтобы извиниться.

— Я писала ответ Эбби, решив, что вы не будете возражать против этого, пока заняты разговором с Рахимом.

— Насколько я понимаю, — он пожал плечами, — дом в вашем распоряжении, мисс Карпентер. Если желаете, можете продолжать.

— Мне не хотелось бы мешать вам.

— Я только положу документы в сейф и уйду. Как Эбби?

— Отлично. — Луиза была удивлена его вопросом. — С нетерпением ждет Рождества.

Стивен Харди улыбнулся. Да-да, по-настоящему улыбнулся. Какая редкость!

— Она очень умная девочка! Так быстро обучается рисованию! Даже с темперой она уже обращается, как повар с картошкой. Мне она очень понравилась. Передавайте ей от меня привет.

Луиза опешила от такого неожиданного всплеска откровенности и разговорчивости всегда немногословного Стивена.

— Спасибо, передам, — сказала она, глядя, как он складывает документы. И тут ее осенило. — Я не знала, что вы встречались с ней.

— Я виделся с ней после встречи с вашим отцом. Главным образом для того, чтобы убедиться, что педагог справляется со своей задачей, учит ее рисовать профессионально и правильно обращаться с разными видами красок. Эбби была рада новым знаниям. — Он посмотрел на Луизу и вновь улыбнулся. — Она очень настойчиво демонстрировала мне свои акварели и эскизы, чтобы я убедился во всем воочию и рассказал потом Рахиму.

Луиза подумала, что такая ласковая и смышленая девочка, как Эбби, способна растопить даже самое черствое сердце. Надеясь побольше узнать о своей семье, она спросила:

— Как давно это было?

— Накануне моего отлета, тридцатого ноября.

Она быстро подсчитала, сколько времени прошло с момента ее отъезда с Рахимом: пять с половиной месяцев. Почти полгода. Ей они показались вечностью.

— У моего отца все в порядке? — обеспокоенно осведомилась она. — Я хочу сказать… Вы довольны тем, как он ведет дела с лошадьми… и во всем прочем?

— Я доволен. У вашего отца твердые намерения в отношении сделки, мисс Карпентер. — Стивен благожелательно улыбнулся. — Вы сами знаете, время покажет.

— Да, конечно. Просто мне… Я беспокоилась о Картеле… и его неудачном выступлении на прошлом Кентукки-дерби.

Луиза хотела исподволь выяснить у Стивена, не изменилось ли отношение отца к этому жеребцу.

— Обо всем уже позаботились, мисс Карпентер. Я лично проследил за этим. Теперь не о чем волноваться.

Однако Луиза не получила ответа на мучивший ее вопрос. Неужели Харди отдал Картеля другому тренеру? Но это может привести к проигрышу в следующих скачках.

— О чем вы позаботились? — спросила она. — Я не понимаю, как…

— Мисс, все уже позади, — строго сказал Стивен. — Букмекера, «продавившего» вашего отца, убедили, что дальнейшие махинации с лошадьми султана приведут к печальным для него последствиям. Самым печальным.

В голове у Луизы все перемешалось, мысли спутались, она ничего не понимала. В сердце прокралась жуткая догадка, принимать которую она отказывалась. Но нужно было выяснить все до конца и услышать, быть может, еще более страшное известие.