При этом за рамками обсуждения либеральных СМИ осталась сомнительная консалтинговая фирма Alternative Futures, по контракту с которой работал Сутягин. Напомним, что, по версии ФСБ, Сутягин контактировал с двумя сотрудниками фирмы, Шоном Киддом и Надей Локк, которых ФСБ считала представителями военной разведки США. ФСБ представила адрес и телефоны офиса фирмы в Лондоне, но к моменту скандала офис уже был покинут, а телефоны отключены.

В 2004 году авторы этой статьи получили информацию о третьем человеке, еще одном соучредителе Alternative Futures, британце Кристофере Мартине. Кроме того, мы узнали адрес дома в Лондоне, в котором Сутягин встречался с Надей Локк и Шоном Киддом. При проверке выяснилось, что дом принадлежит Кристоферу Мартину и он отвечает по домашнему телефону. В телефонном разговоре Мартин заявил нам, что в первый раз слышит о Сутягине, дом иногда сдает в аренду, и наотрез отказался встречаться. Благодаря помощи британских журналистов мы выяснили, что Мартин — бывший служащий Barklay’s Bank и в 2004 году работал в небольшом издательстве. Специализация издательства — выпуск военных мемуаров и мемуаров бывших разведчиков и дипломатов. Спустя месяц после нашего разговора с Мартином дом был выставлен на продажу. Об этом мы также писали в «Московских новостях», но никакой реакции на эту публикацию не последовало.

Передача Сутягина по инициативе США вместе в тремя шпионами и его признание меняют ситуацию. Случившееся позволяет предположить, что ФСБ не смогла или не пожелала передать в суд материалы о том, какого рода секретную информацию на самом деле Сутягин передавал Alternative Futures и где был источник утечки секретов (в кулуарах называли Обнинский центр переподготовки экипажей атомных подводных лодок, где Сутягин преподавал).

Вместо информатора-секретоносителя в суд были представлены несущественные обстоятельства, которые преступлением не являются. За эту мистификацию, представленную суду, Сутягин получил 15 лет колонии. Именно это остается основной претензией к ФСБ в деле: осужден Сутягин неправомерно.

Между тем признанием вины Сутягин поставил в сложное положение не только правозащитников, но и других ученых, которые продолжают находиться за решеткой по обвинению в шпионаже, например красноярского физика Данилова. Amnesty International, признавшая Сутягина узником совести, поместила его таким образом в один ряд с Владимиром Буковским и после обмена была вынуждена выкручиваться, заявляя, что Сутягин мог признать свою вину под давлением.

Ежегодно ФСБ рапортует о разоблачении десятков предателей и шпионов. В 2008 году, по данным спецслужб, было выявлено 149 иностранных шпионов. В декабре 2008 года директор ФСБ Александр Бортников сообщил журналистам: «Федеральная служба безопасности РФ пресекла в 2008 году деятельность 48 кадровых сотрудников, а также 101 агента спецслужб зарубежных государств». [68] При этом, несмотря на столь впечатляющую статистику, число реальных случаев судебного преследования и процессов по обвинению в шпионаже совсем не соответствует этим цифрам.

Например, «кадровыми сотрудниками» ФСБ называет тех иностранцев, чью деятельность сочли подозрительной и на этом основании им отказали в разрешении на въезд в Россию. Под «агентами» подразумеваются российские граждане, которых подозревают в намерении продать государственные секреты иностранным спецслужбам. «Агенты», фигурирующие в статистике ФСБ, никогда не называются по именам, поскольку большинство из них — так называемые «инициативники», то есть люди, которые пытались выйти на контакт с посольствами, но были задержаны до передачи информации. В большинстве случаев представители посольств никогда не слышали о них. И хотя ФСБ далеко не всегда удается доказать обвинения в шпионаже, это отнюдь не мешает стремительному карьерному росту следователей.

В 1997 году контрразведка Тихоокенского флота (ТОФ) возбудила уголовное дело против военного журналиста Григория Пасько из Владивостока. Пасько сотрудничал с японской телевизионной компанией и готовил для них репортажи о сбросе ядерных отходов в океан. Получение гонораров от иностранцев сделало Пасько легкой мишенью для российских спецслужб.

Дело курировал Герман Угрюмов, начальник управления ФСБ по ТОФ, и Пасько предъявили обвинение в шпионаже. В 1999 году Пасько был освобожден, однако в 2000-м Верховный суд направил его дело на новое рассмотрение. В декабре 2001-го Пасько был признан виновным и приговорен к четырем годам лишения свободы. На свободу он вышел в январе 2003 года.

Ну а Угрюмов был назначен заместителем директора ФСБ и переехал в Москву. Угрюмов прекрасно осознавал, какую важную роль в его карьере сыграло дело Пасько. В сентябре 2000 года он возглавлял штаб по освобождению заложников в Сочи. Через час после бескровного окончания спецоперации (террористы сдались), Угрюмов нашел время попенять одному из авторов книги, Андрею Солдатову, что газета «Известия», в которой мы тогда работали, неправильно, по его мнению, освещала процесс по делу Пасько.

В январе 2001-го он возглавил Региональный оперативный штаб на Северном Кавказе. В том же году Владимир Путин присвоил Угрюмову звание Героя Российской Федерации. В 2001 году Угрюмову прочили место директора ФСБ, но он скоропостижно скончался. [69]

Офицеры ФСБ чином помельче, участвовавшие в деле Пасько, тоже получили продвижение по службе. Александр Егоркин, руководивший следственной группой, был назначен начальником следственного отдела УФСБ по Тихоокеанскому флоту. Когда на суде выяснилось, что Егоркин в ходе следствия нарушал Уголовно-процессуальный кодекс и фальсифицировал материалы уголовного дела, ему вынесли выговор, но вскоре после этого присвоили звание майора. [70] Позднее Егоркин был переведен в Москву, где возглавил отдел военной контрразведки Следственного управления ФСБ.

В конце 1990-х город Владивосток, если судить по активности ФСБ, находился на передовой линии фронта борьбы со шпионами. В июле 1999-го сотрудники ФСБ провели обыски в квартире и в лаборатории океанолога Владимира Сойфера — под предлогом, что его исследования представляют угрозу безопасности страны. В конечном итоге дело закрыли по амнистии, несмотря на то что никаких обвинений официально предъявлено не было. Сойфер опротестовал амнистию, бросавшую тень на его репутацию, и в мае 2001 года дело было закрыто.