Зато было много паутины, холода, сырости и камней. И два совершенно пустых гроба. Саймон даже постучал по одному и аккуратно приподнял крышку. Внутри лежала уютная паутина, один тапочек, помятая подушка, и опять — никакого вампира. Но ведь журналист наблюдал за склепом уже в течение дня, да и когда стемнело — не отходил ни на шаг от дверей! Значит, если бы здесь был вампир, он никак бы не смог покинуть склеп… Значит, здесь не было вампира?

Расстроенный своей неудачей, Саймон направился к выходу.

А между тем…

— Прости меня, Вики… Я буду помнить тебя! — заунывно протянул голос Августы над самым ухом.

Виктория едва сдерживалась, чтобы не забарабанить в крышку гроба с криками «Замолчите все и дайте поспать нормально!». И на будущее твердо решила завести табличку «Соблюдайте тишину в общественных местах» и огородить могилу колючей проволокой радиусом так в полмили.

Наконец, отплакав свое, Августа удалилась, и Виктория облегченно вздохнула. Фигурально выражаясь.

Теперь стоило дождаться темноты…

… «Нет, ребята, так нечестно! — грустно размышляла она, от скуки полируя крышку гроба изнутри. — Найдите себе другое место и поговорите там спокойно, в уютном уединении. Саймон, — она уже успела выучить его имя, и через пару часов наверняка узнала бы, как зовут его троюродную бабку из Девоншира, — привидений не существует. Совсем. Вампиров тоже. И убирайся отсюда поскорее, если не хочешь убедиться в обратном. И Августу с собой захвати».

Как сладко звучала музыка тишины, когда оба их голоса замолчали. Но упивалась этим безмолвием неокончательно-умершая недолго. С радостью откинув крышку гроба, которую раньше едва ли подняла бы, она очутилась на свободе.

Рассыпанными по небу алмазами блестели звезды — такие яркие, такие близкие, что, казалось, лишь протянешь руку, и дотронешься до их холодного огня. Луна, это ночное солнце, ярко освещала кладбище таинственным серебристым светом. Длинные тени от крестов и надгробий мягко стелились под ногами. Красота ночи…

Которую Викторию не могла ощутить в полной мере.

Вам когда-нибудь доводилось умирать? Вот и ей тоже нет — до этого самого дня. Но умереть — это еще самое простое, потом же она еще и воскресла. В несколько ином экзистенциальном статусе, но все-таки относительно… немертвая. Только вот тело еще не осознало, какого черта его подняли, заставили ходить и двигаться, и всячески этому сопротивлялось.

Несложной разминкой Виктория заставила руки и ноги вновь шевелиться, правда несколько медленнее и неувереннее, чем им полагалось. Со второй попытки сдалась голова: как следует покрутившись на шее, она согласилась поворачиваться, не забывая при этом скрипеть как несмазанная телега.

Клыки, выросшие всего за одну ночь, непривычно царапали нижнюю губу, придавая ей отдаленное сходство с моржом.

Волосы покрывала какая-то накидка, которая, видимо, символизировала фату на ее свадьбе с Богом, однако по сути своей напоминала нечто среднее между старой занавеской и кружевной скатертью.

Платье, откопанное скорее всего в сундуках пра-пра-много-бабушки, сидело как ночная рубашка из дешевого материала.

В общем, ночь не задалась.

Скрипнувшая дверь склепа заставила ее оставить грустные мысли о гардеробе и испуганно спрятаться. Она хотела быстро прыгнуть обратно в могилу, но потом одумалась. Да, она — молодая красивая девушка — одна на кладбище, да, она одета в невразумительную ночную рубашку с декольте, но уж теперь-то ей тут нечего бояться.

Виктория довольно улыбнулась своим мыслям. Все-таки приятно ощущать себя столь всесильной, и плевать, что ноги пока еще не договорились между собой о синхронности, а руки поднимались только со второй попытки.

К тому же из склепа сейчас мог выйти только один человек. То есть вампир. Он… О, как ждала она этого момента воссоединения после поцелуя смерти. Ждала только с одной целью… И это был не он.

Виктория даже пару раз моргнула, но по узкой дорожке по направлению к выходу шел молодой человек несколько потрепанного вида, ругаясь сквозь зубы.

И в этот момент Виктория поняла, что как никогда хорошо знает, что ей сейчас делать. Все остальные мысли покинули голову, уступая место главной. Неожиданно для нее самой ей это… нравилось.

Невесомо ступая, будто летя над землей, девушка шла Саймону навстречу. Сказать, что она его поразила, значило бы не сказать ничего. Во-первых, она была одета либо как актриса, играющая в пьесах Шекспира, либо как модель, позирующая кому-нибудь из прерафаэлитского братства, и это если не рассматривать вариант с психиатрической клиникой. Во-вторых, она шла ночью по кладбищу с той уверенностью и свободой, будто гуляла в разгар дня по Сент-Джеймкому парку. В-третьих, — и тут Саймон остановился, иначе бы просто налетел на нее, — она смотрела на него так пристально и улыбалась столь нежно и ласково, что ему захотелось оказаться подальше отсюда.