«Спаси меня…» — прошептало чудовище.

«Спаси его…» — прошептал кто-то внутри Гривы.

Чудовищная боль — в двух зеленых глазах. И бездна — в третьем, черном…

Грива коснулся сенсора, и лик чудовища исчез с экрана.

Но остался в сознании Артёма, запечатленный с голографической точностью.

— Ладно, — сказал Артём по-русски. — Уговорил, черт языкатый. Я лечу к тебе.

— Я — с тобой, — раздался за спиной мелодичный голос.

Грива обернулся, как ужаленный.

Даша!

— Доброе утро, Артём.

— Доброе… Ты… Давно ты…

— Извини. Я думала, ты слышал, как я вошла, — виноватым голосом произнесла Даша.

— Ты… Ты его видела?

— Конечно, милый. В твоих снах.

— В моих… Что?

— В твоих снах, — повторила Даша с очаровательной улыбкой.

— Ты можешь видеть мои сны?

Воистину, сегодняшнее утро принесло Гриве много нового.

— Я — нет. Он — может, — Даша легонько коснулась живота. — Ты не знал? — И другим, озабоченным тоном: — Когда мы вылетаем? Я успею немного поплавать? Это полезно маленькому…

— Извини, Юджин, я тебя не возьму! — непреклонно произнес Грива. — Это не твоя операция.

— Арти! — На Ирландца было больно смотреть. — За что, Арти?

Он не понимал. Юджин остался за бортом, когда Грива отправился в прошлое. Это можно было понять. Место только на одного… Приказ командования… Но — теперь? Почему? Хокусай сказал: Грива сам решит, кто пойдет с ним. О’Тулл был готов умереть за Артёма. Он был готов умереть вместо Артёма. И — вместе с ним.

Грива смотрел на своего давнего напарника и думал: «Почему я раньше его не понимал?»

Партнер, напарник. Умелый, сильный, надежный… Напарник. Не друг. Так думал Грива. Раньше…

— Брат, — сказал Артём тихо. — Поверь мне. Я знаю. — Он взял Ирландца за руку. — Вдвоем мы погибнем. Оба. Верь мне. Ты — можешь!

Юджин выдернул руку, резко повернулся и выбежал из салона.

Грива не окликнул. Он знал: Ирландец поймет. И простит. Если только Грива вернется.

А напарник в этой операции у Артёма уже есть.

Скажи кто-нибудь Гриве неделю назад, что он отправится на личную встречу с тем, кто только что убил больше тысячи человек, в компании беременной жены… Интересно, что бы Артём тогда ответил?

Они прилетели вдвоем. То есть не вдвоем, конечно. С ними была целая прорва народа и куча военной техники: охрана, обеспечение… Однако на самый южный континент они высадились вдвоем. Грива самолично посадил на ледяное плато транспортную вертушку, после чего они перегрузились в вездеход и уже на нем въехали в ворота ангара. Электроника не сработала, поэтому сами ворота пришлось обработать из пушки, а потом вышибить таранным ударом.

Первые тела они увидели уже в ангаре.

«Не смотри», — хотел сказать Артём, но вспомнил, через что прошла Даша, прежде чем попасть сюда… И промолчал.

Блеклые лампы аварийного освещения. Погасшие экраны. Темные панели. И мертвецы. Везде. В коридорах, на пандусах, на лестницах, между распахнутых дверей обесточенных лифтов. В спецкомбинезонах, в обычной одежде, полураздетые… Мужчины и женщины, старые и молодые, всех цветов кожи… И у всех на лицах застыло выражение жуткого нестерпимого отчаяния… У тех, у кого сохранились лица…

— Мы — на втором уровне, — негромко произнес Артём.

— Понял, — раздался негромкий голос Хокусая. — Маршрут?

— Схема не высвечивается. Но это не важно. Я знаю, куда идти.

Грива действительно знал. Он чувстствовал, где сейчас эпицентр этого мира. Мира смерти.

Люк задраен. Дежурная смена — в броне пятого уровня, с импульсниками и резонаторами. Импульсниками сумели воспользоваться двое. Выжгли себе мозги.

— Ты чувствуешь его? — спросил Грива Дашу.

Девушка покачала головой.

— Я чувствую тебя, — сказала она. — Тебе тревожно.

— Да, — согласился Артём. — А тебе?

Ее глаза — за прозрачным забралом шлема. Легкое движение головы: нет.

А Гриве — страшно. Однако страх был снаружи. Артём ощущал себя словно внутри батисферы, погруженной на тысячу метров. Он ощущал эту бездну. И видел крохотные капельки влаги, просочившиеся сквозь уплотнители люка… Не этого люка, который сейчас отделял их от камеры, другого. Того, который внутри.

Сейчас, в момент истины, Грива понял, какой подарок сделал ему ши-фу Миши Лебедкина. Великое равновесие. Нет, великое равнодушие. Равно-душие. Умение оставаться внутри — и смотреть извне. Китаец, который никогда не видел Артёма… Откуда он узнал?