— Ради спасения родины и Демы навоз кидать? — рассмеялся Григорий. — А что, не обижайся, твой проект — чистый навоз. Черт его знает, глядишь, чего и вырастет. Ладно, я еще, может, подумаю. Но учти — раньше июня я ни к чему подключаться не смогу. «Антибаба-2» пошла в производство. Съемки каждый день, очень плотный график…

— Антибаба? — хохотнул Джига. — Это вы так «Неженские дела» переиначили? Оригинально… За гонорар не беспокойся. По ведомости плачу твою обычную таксу. Но! Прибыль с проекта делим по-братски. У меня еще один партнер имеется, так что, примерно третья часть — твоя.

— И долги тоже делим на троих? — поднял брови Барчук.

— Обижаешь! — воскликнул Демьян. — Во-первых, сплюнь, долгов не будет. А во-вторых, не дай бог, но минус я на тебя никогда не повешу. Сегодня же командировку в Питер тебе оформлю, чтобы ты с Марфой Король познакомился. Она в проекте и главный продюсер, и сценарист, и тренерша по актерскому мастерству. В общем, баба — на все руки от скуки.

— Проблемы с мужчинами? — насторожился Барчук.

— Прям! — расхохотался Демьян. — Эта милая женщина не пропускает ничего, что хоть что-то напоминает мужскую особь. Знаешь, как она с мужчинами здоровается? Ладно, потом узнаешь, когда познакомишься. Кроме того, у нее супруг имеется. Правда, на взгляд многих, хлипковат он для такой красавицы. Зато, говорят, неплохой поэт. Может, именно этим и сердце ее завоевал когда-то. Кстати, естественно, все тексты для проекта — его творение. Это еще одна из поправок. Песенки пишет клевые, честное слово! Таких текстовок поискать! Да ты слышал, наверное, их Зон поет, Агутин с Почему [1] .

— На одних текстовках не вылезешь, — проворчал Барчук, но, заинтригованный, назавтра отправился в Питер. Очень ему стало интересно, как Марфа Король с мужчинами здоровается. Ну, и не только это его интересовало, конечно. Еще он хотел выяснить, действительно ли с этой особой можно кашу хорошую сварить, или Дема ее попусту нахваливает.

При встрече Марфа поздоровалась довольно-таки заурядно, «по-товарищески» — потрясла Григория за кисть. Правда, черти в ее глазах плясали, что Барчуку весьма понравилось. Он вообще обожал таких женщин — с чертями. Но и потом, когда они сблизились настолько, насколько могут сблизиться мужчина и женщина, она здоровалась, как все нормальные люди — Дема, как всегда, немного приукрасил действительность. Первая их беседа прошла в крошечной кафешке на Васильевском острове, где варили настоящий кофе и барменши были вежливы и слегка печальны. За что Барчук и любил Питер, так за это — за кафешки, в которых можно заказать только кофе, и никто не посмотрит на тебя, как на идиота, за вежливость и легкую грусть обслуживающего персонала. В Москве ничего такого и в помине нет — настоящего кофе без нагрузки выпить совершенно негде.

Марфа Король поразила его воображение сразу и бесповоротно. Вообще-то Григорию не требовалось ни повода, ни усилий, чтобы увлечься женщиной. С юношеских лет он понял одну простую истину: в жизни нет ничего более привлекательного, чем прекрасные создания из разряда слабой половины человечества. С опытом пришло понимание: не бывает неинтересных, непривлекательных женщин, в каждой можно найти ту неповторимую изюминку, благодаря которой сердце начинает биться в учащенном ритме, плечи распрямляются, интеллектуальные способности мобилизуются, чувство юмора активизируется. И, может быть, именно по этой причине семейная жизнь Гриши никак не желала складываться. Он был женат несколько раз, и каждый раз думал, что нашел ту единственную и неповторимую, ту, с которой проживет долго и счастливо, а возможно, и умрет с ней в один день, но оказывалось, что счастливой «находкой» дело ограничиться никак не могло. На горизонте судьбы появлялись все новые и новые прекрасные особы, и пройти мимо ему не представлялось возможным. «Единственные» злились, закатывали скандалы, делили имущество и счета в банках. Но Барчук не мог ничего с собой поделать. Зачастую он терял последние средства, но смириться с правилами современной европейской этики, проповедующей моногамность, никак не мог. В итоге пятеро сыновей Григория, старшему из которых шел двадцатый, младшему — третий, росли и воспитывались в унизительном статусе «безотцовщины» или «пасынковщины», хотя нужды не знали, а бывшие жены с удовольствием давали интервью корреспондентам газет-сплетниц — «Московского комсомольца» и «Комсомольской правды» — о том, как любил их Гриша (в самых ярких интимных подробностях) и о том, как он потом их бросал (в лучших традициях программ «Большая терка» и «Ваш семейный консультант»). После четвертого развода Григорий Барчук понял еще одну простую истину: если любишь всех женщин сразу, не торопись связывать себя узами Гименея. Но для осознания этого простого правила требовалось прожить на свете сорок лет.

Первых секунд общения с Марфой оказалось достаточно, чтобы в очередной раз потерять рассудок. Не требовалось ни часов, ни минут, чтобы отыскать в ней изюминку. Она была сплошной изюм. Барчук про себя так ее и обозвал сразу: «булочка с изюмом». Пусть не очень изящное определение. Но для Григория оно было верхом похвалы. Огромные кошачьи глаза Марфы то сверкали обжигающим огнем, то обволакивали собеседника ласковым теплом, то стреляли в упор, сродни тонкому лазерному лучу. Чувственные, слегка полноватые губы манили, насмехались, давали надежду. Изящная пластика пантеры говорила об уверенности и властности. А манера держать голову чуть на бок — об интересе к жизни и, возможно, об умении уступать и подчиняться в некоторых ситуациях. Низкий грудной голос завораживал и пробуждал одновременно. И разговаривать с ней было интересно. Она была умна, обладала изрядным чувством юмора, умела слушать и умела убеждать. Она оказалась не только приятной во всех отношениях женщиной, но и потрясающей профессионалкой, причем, совершенно не испорченной конъюнктурными заморочками телебизнеса. А профессионалов Барчук ценил высоко. Независимо от пола.

— И в чем твое ноу-хау? — поинтересовался Барчук после необязательного, светского трепа, после того, как понял, что пропал в омуте темно-зеленых глаз, и после третьей чашки кофе, когда она сообщила, что их проект будет сильно отличаться от себе подобных.

— Никакого ноу-хау, Григорий, — усмехнулась она и непринужденно потянулась. — Я вообще ничего не придумываю, только Джиге об этом не нужно говорить. Все старо, как мир. Или как любили говорить раньше: все новое — это хорошо забытое старое. Сейчас это выражение не модно, потому что за «новое» иногда платят. А если новое — это старое, то за что платить?

— И что нового ты придумала из старого? — ухмыльнулся Барчук, изо всех сил стараясь скрыть, что любуется ею. — Ты пойми, я любопытствую не праздно, мне решать надо — участвовать в вашей бодяге или нет.

— Я понимаю, — серьезно ответила она. — Но участвовать ты в проекте будешь, чего бы мне это ни стоило. Я Демьяну так и сказала: «Не будет Барчука, не будет программы. Или будет, но без моего участия». Удивительно, но не было случая, чтобы он не пошел мне навстречу. Так и на этот раз.

— Значитца, это твоих рук дело… — протянул Барчук, прилежно изображая невозмутимость, но внутри у него все перевернулось. Оказывается, его выбрала она, а вовсе не Демьян, и выбрала заранее. Но требовалось держать марку, и он сказал: — Я в курсе, что многие леди от меня без ума. Неужели и ты из их числа?

— Ага, — усмехнулась Марфа. — Как-то увидела тебя в телевизоре и подумала: как так, такой мужик и еще не в моей коллекции. Не хочу тебя обижать, но я тебя на экране совсем недавно обнаружила. Ну, слышала, конечно, что есть такой Гриша Барчук — сын великого Барчука. Но встречаться нам не приходилось. А то давно познакомилась бы.