Благодаря усилиям полиции, нашим энергичным действиям (да и сами отели поняли, что и они должны что-то предпринять), этого парня вскоре арестовали. Полиция этому случаю не уделила много внимания. Но мы сообщили старшему следователю, что это — лишь часть большой аферы, охватывающей не менее двух миллионов долларов. Аферист — малайзиец с фальшивым японским паспортом — был важным звеном в цепи менял фальшивых чеков. До этого он побывал в Испании, Германии, Люксембурге и Бельгии, и у нас есть документы, подтверждающие это. После этого отношение полиции изменилось. Вот почему нам удалось созвать рабочее совещание в Лионе, и Билл Вудинг оказал нам большую помощь.

Эта афера, несомненно, — дело рук организованной преступности. Для столь хорошей организации и охвата многих стран дилетанты не подходят, должна быть какая-то определенная цель. Но мы не думаем, что это — результат деятельности «Якудза», японской мафии. Скорее всего, база располагалась к югу от Японии, в Таиланде, Малайзии или в Сингапуре. Менялы — либо сами японцы, либо большей частью малайцы, выдающие себя за японцев, что придает определенный вес: Япония — страна супербогатая.

Но подделка самих денег и их заменителей — не единственный в мире вид фальсификации ценностей и товаров в начале 90-х годов. Далеко не единственный! Как считает, например, Роберт Кодер, отвечающий за сектор фальсификации товаров и компьютерную преступность в перегруженной и недоукомплектованной Группе по борьбе с экономической преступностью, «фальсификация уже распространилась на все сферы экономической деятельности. Просто невероятно! Мы думали, что это касается лишь духов и других предметов роскоши, но она охватывает почти все, что можно себе вообразить. Подделки поступают уже не только из Тайваня, или Таиланда, или еще из какой-либо страны Юго-Восточной Азии. Огромное количество подделок по всему миру приносит колоссальные деньги.

Цифры действительно поражают. Официальной статистики не существует — это невозможно из-за подпольной природы самого бизнеса, — но неофициальные расчеты, сделанные и в Европе, и в Америке, ужасают. Можно, например, заглянуть в британскую «Гардиан» за август 1990 года: «Поддельные кассеты и записи на них приносят $ 1000 миллионов в год — в мире одна на четыре проданных кассеты является копией. Европейская индустрия производства запчастей к автомобилям ежегодно теряет $ 850 миллионов». В октябре 1990 года газета «Европа» писала: «Мировая торговля фальсифицированными товарами оценивается в $ 4 миллиарда». Посмотрим журнал «Ньюсуик» за ноябрь 1990 года: «Ущерб, который наносится американским фирмам в мировом масштабе, составляет $ 1,9 миллиарда, а в самих Соединенных Штатах — $ 16,2 миллиона». И, наконец, вот что писал журнал «Тайм» в июне 1991 года: «Компьютерная индустрия США ежегодно теряет до $ 4 миллиардов в год, а пиратство в киноиндустрии, книгоиздании и звукозаписи стоит американской индустрии развлечений как минимум еще $ 4 миллиарда в год».

Единственный человек, который не осмеливается на догадки — полицейский Интерпола Кодер. Но он не смог привести ни одного примера ареста за преступления в подделке товаров, в котором участвовал бы Интерпол. Проблема заложена не в самом Интерполе и не в национальных полицейских учреждениях, а в апатии правительственных органов и в нежелании промышленности рассказать миру, как ее водят за нос. Например, поддельные медикаменты могут нанести вред здоровью, и в ряде стран «третьего мира», таких, как Нигерия и Мексика, уже были достоверные случаи гибели из-за них, но, как писал журнал «Ньюсуик» в ноябре 1990 года, «проблема в том, что многонациональные фармацевтические компании не хотят этого признавать. Это все равно, что «спросить у кого-нибудь, какова его жена в постели», — так высказался юрист одной крупной американской фирмы, производящей медикаменты».

В недавние годы Великобритания, США, Франция и Канада возвели фальсификацию товаров, или «нарушение авторских прав», как это формулируется законом, в разряд преступлений. Но наказанию за эти деяния люди подвергаются редко, а большинство других стран, если в их уголовных кодексах вообще есть какие-то законы на этот счет, просто квалифицирует это как аморальный поступок. Законный производитель может обращаться в суд, добиваться возмещения убытков или распоряжения о ликвидации товаров, но полиции эти дела не касаются. Вот почему в наше время многие частные коммерческие организации нанимают собственных детективов и имеют в своих штатах отделы расследований. А в 1993 году ситуация еще более ухудшилась. К тому же юридические нормы по всей Европе различны, даже внутри сообщества. Во Франции, например, лобби многоуважаемых домов мод вынудило французское правительство избрать жесткую линию поведения против нарушителей норм. Но когда в ходе одного из немногих процессов некий турецкий производитель был признан виновным — кстати, в его отсутствие — в импорте 100 000 флаконов поддельных французских духов во Францию и приговорен к одному году тюремного заключения (он так его и не отбыл, поскольку во Франции отсутствовал), судебный штраф был издевательски ничтожен — 300 000 франков. В Италии по одному уголовному делу ведущая фирма — производитель шелковых шарфов в небольшом городке — подала в суд на фальсификаторов ее продукции. Судья признал иск справедливым, но отказался дать распоряжение о закрытии компании. Она принадлежала самому крупному местному работодателю, и это могло привести к безработице большинства жителей городка. В результате оригинальному производителю пришлось перейти к сотрудничеству с этой компанией, выдав лицензию, за которую он получил право контроля за качеством и небольшой процент с прибыли, но сам был вынужден сократить производство на 80 процентов.

Роберт Кодер рассказал мне об этом случае, но когда я поинтересовался его источником, ему пришлось признаться, что прочел об этом в газете. Вместе со своей организацией он может действовать лишь в определенных рамках. «Во многих странах полиция не имеет особых подразделений, призванных заниматься такими делами, — констатирует он факт. — Во многих отношениях фальсификация не стала еще задачей первостепенной важности. Она не относится к разряду жестоких преступлений. Подделку товаров, конечно, нельзя сравнивать с торговлей наркотиками или терроризмом. Ее очередь — последняя, и это можно понять».

Но и Кодер, и его шеф, датчанин Свен-Эрик Ладефогд рассказывали мне о форме практически безнаказанной подделки, которую я сама считаю безусловно преступной. «Вы много летаете в поисках материалов для своей книги, — лаконично излагал мне Кодер. — Может случиться так, что вам придется лететь в самолете с поддельными деталями. — Пока я переваривал эту неприятную информацию, он продолжал: — Вспоминаю одно дело в Канаде, где водитель посадил в автобус 30 взрослых пассажиров и потерял управление, потому что отказали тормоза — они были подзов дельными. Автобус упал в озеро, и все погибли. Тот же принцип может сработать и в случае с поддельными запасными частями для самолетов. Пока мне еще неизвестны случаи подобных аварий на регулярных авиарейсах, но кто может ручаться, что такое не произойдет?»

Я пишу книгу об Интерполе, а не о фальсифицированных запасных частях к авиалайнеру, но картина настолько удручает, что уделим этому вопросу еще немного времени.

Мой старый друг Крис Мейсон, работавший пресс-атташе Скотленд-Ярда, сейчас исполняет те же функции в Управлении гражданской авиации (УГА), которое следит за безопасностью британских гражданских авиаперевозок. Он прислал мне первое из нескольких предупреждений, опубликованных УГА в связи с проблемой «поддельных запасных частей», как они ее называют в промышленности. Документ датирован еще 2 октября 1981 года и гласит следующее: