Покачивались гроздья светлячков, кидаемые ветром, и тени метались по лицам всех троих. Как зачарованные, смотрели они на приближение волшебника. Сейчас, ещё минута, и раздастся первый звук невидимого колокола. Быстрее, Румистэль!

Тот сделал ещё шаг и ступил на шаткий пол дощатой беседки, поднял глаза. Да, слишком высоко. Гуляет ветер и колышет хрупкое строение. Вот почему для майского полёта выбирают горку: простору больше и ногам прочнее.

– Где стаканы?
– спросил он, словно очнулся от сна.

Дубовый лист! Он забыл предупредить, что нужны стаканы!

– Вот стаканы!
– жестом фокусника Юги извлёк из-под плаща четыре высокие серебряные стопочки и выставил их перед собой - по две в каждой руке.

Как признанный заправитель торжества, Лён принял драгоценную бутыль с волшебным вином и разлил по четырём стаканчикам, и Джакаджа развёл руки в стороны, предлагая каждому взять его сосуд. Наташа и Фазиско взяли по стакану, один взял Румистэль, и последний достался Юги.

Начальный удар колокола пронёсся над землёй, как будто пронзил сердце. Эти трое даже в лицах переменились.

Второй удар растёкся в воздухе и медленно иссяк, рассыпавшись на искры звуков.

– Пейте, - сказал им Румистэль и подал пример, опрокинув вино в себя - сразу, одним глотком, не смакуя.

Все трое мигом повторили, и третий гулкий удар застал пустое место на площадке - только упавшие плащи трепал прохладный ночной ветер, да с мелким серебристым звоном раскатились стаканчики.

Последний удар колокола растаял в воздухе, и воцарилась тишина. Но только на несколько секунд, а в следующий миг как будто тысяча чувств проснулась в нём: словно невидимые нити соединили его со всей природой. Вода и воздух, влажная земля, дыхание ветров, сонный лепет древесных крон, вздохи трав, песни медоносов, ночная перекличка птиц, беззвучное порхание стай чёрных бабочек и тонкий перезвон ручьёв, крадущийся в чащобе зверь и чуткий сон лесных оленей - таинственные связи как будто протянулись к сердцу Румистэля. Он чувствовал пронизывающие пространство токи, дрожащие, натянутые паутины неведомых полей. Затишье перед бурей, молчаливый испуг земли.

Собиралась гроза на горизонте, подтягивала насыщенные мощью ливневые тучи, готовые грозно разразиться огненными снопами и разметаться бурными громами. Высокие платаны, могучие дубы и грабы зашумели кронами, забили ветвями, теряя листья и производя великий шум - в предчувствии небесного буйства. То первый порыв ветра возвестил ночной разгул стихии.

Стоящий среди замершего в страхе леса Румистэль вдохнул всей грудью набрякший сыростью и ночной прохладой воздух, закрыл глаза, поднял руки к тучам и заговорил на языке властителя стихий. Слова стекали с его губ, как призрачное сияние, и вливались в тонкие каналы пространственных сетей. Пальцы чутко ловили рокочущие речи громов, которыми обменивались тучи. Серебристо-белые волосы Румистэля разметались, поднялись, как живые нити, и, словно тысячи проводников, соединили его с напряжённым в ожидании пространством. Он говорил к стихии, и она слушала его.

Уймись, гроза, уйди, ты не вовремя явилась. Сегодня Румистэль вернулся в своё жилище, в свой старый дом. Хочу, чтобы меня встретил покой, радость и тепло. Я слишком долго скитался по земле, искал себе печалей. Рассейтесь, тучи, успокойтесь, замолкните, громы. Остудите раскалённые копья небесного огня, идите прочь. Нынче не ваш день - на вашу долю хватит. Я возвращаюсь в тихий сад, где ждёт меня любовь.

С тихим рокотом туча согласилась, смутилась, отступила, решила подождать. Зачем своим неистовством нарушать ночной покой весны? Впереди всё лето - ещё успеет разгуляться.

Растаяли, истончились, истлели, расползлись неведомо куда занявшие всё небо гигантские полотна облаков. Поднялся в высоту мощный, ровный восточный ветер и, как пастух, погнал их прочь. Открылась бездна ночи, и проглянули безмятежно-ясные созвездия. Закат догорал последними зарницами, встречая ночь и распрощавшись с днём, и мрак ночной вступил в свои законные права. Быстрые шепоты легко пробегали под кронами зелёных великанов, играли в прятки мелкие смешки, протяжные вздохи, томные стоны наслажденья, тихие вскрики и вкрадчивый, обольщающе-неясный рокот. Лёгкий топот, стремительные прыжки в чащобе леса, дерзкие рывки среди огромных крон, речные всплески, игру волн. Мелькают тени, хохочут голоса, перекликаются, аукаются, обманчиво зовут.

Всё слышит Румистэль - как будто каждым нервом ощущает движение, дыхание, порывы, погоню, бег, игру, забаву, кокетство, озорство. Священный лес наполнен жизнью - вошла в пору вальпургиева ночь! Идёт он узким прогалом меж двух стен леса, а впереди открывается просторный коридор, в котором, как волшебные светильники, горели призрачным огнём высокие свечи каштановых соцветий. В густой траве вспыхивали светящиеся капли, дикие лилии источали нежный аромат, ландышевые колокольчики запели приветственную песню, и тысячи бархатных чёрных мотыльков закружили в лунном свете. Его встречали.