Она так сосредоточилась на этом занятии, что даже не услышала, как дверь гардеробной отворилась и на пороге возник Крейг. Опомнилась она, только когда он спросил:

— Что ты, черт возьми, делаешь, Бритт?

Она резко обернулась, сердито глядя на мужа серьезными глазами.

— А разве непонятно? Укладываю вещи. Я ухожу от тебя, Крейг, и на этот раз навсегда. Ты можешь развестись со мной, вообще делать все, что хочешь… С меня хватит!

Она снова повернулась к нему спиной и продолжала укладывать вещи.

— У тебя один ответ на любую проблему, не так ли? Малейшая трудность — и ты уже готова бежать сломя голову неизвестно куда, — с улыбкой заметил Крейг.

Вдруг Бритт почувствовала, как он подошел к ней и начал неторопливо расстегивать молнию на ее платье. Она была так поражена, что словно окаменела, не мешая Крейгу избавлять ее от одежды. И вот платье уже с легким шорохом упало к ее ногам.

— Гм-м… Наши гости, должно быть, остались весьма довольны сегодняшним обедом, но им даже невдомек, что самое лакомое блюдо — это сама хозяйка, — пробормотал Крейг.

— Сейчас же убирайся отсюда! — воскликнула Бритт вне себя. — Что ты, сошел с ума? А, понимаю… Очевидно, Стефани тебя выставила, и ты решил…

Она не договорила.

Улыбка исчезла с лица Крейга.

— Ошибаешься, Бритт, — ровным тоном возразил он. — Это я ее выставил. Она уедет из этого дома в ближайшие дни. Мы со Стефани пришли к соглашению — она убирается из дому под благовидным предлогом, а я обещал не рассказывать матери о ее шашнях с Джоном Эквайером. Поскольку Стефани обязана сохранять добрые отношения с Юнис, если намерена и дальше пользоваться деньгами нашей семьи, она в конце концов согласилась на мои условия. Но я предупредил — если она посмеет опять распускать про тебя сплетни, ей придется идти работать или найти себе богатого мужа, — содержания от нашей семьи она не дождется.

— Ты так и сказал? — не веря своим ушам, прошептала Бритт.

— Да. Мне давно следовало бы это сделать. Я прекрасно понимал, что за особа Стефани, но некоторые ее намеки относительно того, почему ты вышла за меня замуж… Я не мог к ним не прислушиваться, хотя теперь осознаю, что вел себя как дурак. А представление, которое она устроила сегодня вечером с этим письмом! Она ведь старалась поссорить нас… Я был так зол, что не мог ни с кем разговаривать, даже с тобой. Ну а ее инсинуации относительно твоей книги переполнили чашу моего терпения. Я ругаю себя последними словами за то, что воображал, будто у меня есть некий долг перед Стефани. Да еще тебя в это втянул… Я избавил бы тебя от многих страданий, если бы сразу поступил по-другому.

Несколько мгновений Бритт молчала, пытаясь переварить то, что только что услышала. Наконец, решив быть честной до конца, произнесла:

— Мне тоже следовало вести себя по-другому. В конфликте всегда присутствуют две стороны. Если кто-то становится жертвой, значит, он сам позволил считать себя таковой.

Она намеренно старалась не замечать, как близко стоит к ней Крейг, каким взглядом он на нее смотрит, не замечать, что его руки спустили бретельки ее бюстгальтера, и вот он тоже упал на пол рядом с платьем…

Должно быть, Бритт невольно отступила, потому что Крейг, обняв ее и крепко прижав к себе, шепотом попросил:

— Не шевелись. Никогда больше не отстраняйся от меня…

— Так ты не сердишься, что я не рассказала тебе о своей книге?

— Как я могу на тебя сердиться? Я по собственной глупости или из гордости — избегал задавать тебе вопросы относительно тех полутора лет, что мы прожили врозь. Отчасти, возможно, из ревности, потому что мне была невыносима мысль, что у тебя появился другой мужчина. А еще потому, что воспоминание о тех страшных днях, когда я считал тебя погибшей, доставляло мне ужасные страдания…

— Для меня то время тоже было ужасным, — призналась Бритт.

Она сунула руку Крейгу под рубашку, внезапно ощутив потребность коснуться его теплого тела, и положила голову ему на грудь.

— Я через многое прошла, многому научилась, но все время чувствовала себя так, словно я не целый человек, а всего лишь половинка…

— Ш-ш-ш… Об этом мы поговорим потом. У нас впереди масса времени. Мы должны опять научиться делиться своими мыслями и чувствами, как было когда-то. А сейчас…

Он раздел ее до конца, лаская и целуя нежно и страстно, а потом поднял на руки и понес к кровати, которая еще недавно казалась Бритт такой огромной, чужой и холодной, что она даже не осмелилась на нее лечь.

А теперь эта кровать стала неким убежищем, местом, которое принадлежало только им двоим. И пока они занимались любовью, теплота рук и губ Крейга окончательно изгнали чувство одиночества из души Бритт.

Потом, когда они в счастливой истоме лежали рядом, Крейг признался Бритт, что всегда любил ее, любит и сейчас. Душа ее пела. Лишь на мгновение возникла мимолетная мысль о Дэвиде.