Досада и огорчение сразили Гендрика. Он соскочил с седла, прошел, пошатываясь, несколько шагов и в изнеможении сел на камень; он даже не привязал лошадь, а только закинул поводья ей на шею и предоставил взмыленное и запаленное животное самому себе.

Переживания Гендрика в эту минуту были не из приятных; мысли его были полны горечи; он чувствовал себя униженным, посрамленным. Уж лучше бы и на глаза ему не попадались эти белолобые антилопы! Хорош он будет, когда вернется в лагерь. Он поднял на смех Ганса и Аренда — они перед ним не останутся в долгу. Он высмеял предложение Толстого Виллема — Виллем отплатит ему той же монетой!

К тому же он не щадил своего коня и, возможно, загнал его. Конь совсем замучен, из ноздрей его идет пар, бока тяжело вздымаются. А отсюда до лагеря миль двенадцать; Гендрика начало мучить сомнение, хватит ли у лошади сил доставить его обратно.

В голову Гендрика уже закралась черная мысль о том, что он пропал, когда внезапно какой-то странный звук прервал его размышления и заставил вскочить на ноги так поспешно, как ему никогда еще не приходилось. Конь, услыхав этот звук, встрепенулся, вскинул поникшую голову, навострил уши, громко фыркнул и, поплясав минуту-другую на месте, махнул галопом из теснины.

Но Гендрик даже не обратил внимания на лошадь: его глаза были прикованы к двигавшемуся с другого конца прохода животному, голос которого и вызвал этот переполох.

Это глухое басистое хрюканье, сопровождаемое фырканьем и пыхтением, подобным звуку кузнечных мехов, было знакомо уху молодого охотника. Он знал, что перед ним сейчас предстанет черный носорог. Да, он не ошибся: свирепое создание шло по проходу!

Сначала Гендрик не особенно испугался: ему не раз уже доводилось охотиться на носорогов и он не считал такую охоту очень опасной. Ему всегда удавалось увернуться от этого неуклюжего зверя.

Но Гендрик упустил из виду, что он сидел в седле, а не на камне и что избавлением от опасности он бывал всецело обязан своей лошади. Теперь же, когда лошадь у него удрала, а их с носорогом разделяло только двадцать ярдов совершенно ровной земли, Гендрик порядком перетрусил. Это и неудивительно: жизнь его подвергалась серьезной опасности.

Первым его побуждением было вскарабкаться на горный склон — туда носорогу не добраться. Но, оглядевшись, он обнаружил, что по обеим сторонам теснины поднимались отвесные каменные стены; влезть на них было впору только кошке.

В самом проходе тоже негде было спрятаться: под ногами гладкая, с очень небольшим уклоном земля — продолжение двух равнин, расположенных приблизительно на одном уровне. Тут и там попадались, правда, деревца, но совсем невысокие, более похожие на кусты, и животному не составило бы труда повалить любое из них; они не могли служить защитой и за ними нельзя было спрятаться.

Да, надежды на спасение не представлялось. Бежать было бы бесполезно: Гендрик, как и любой южноафриканский охотник, знал, что носорог настигнет самого быстрого бегуна, и даже не помышлял о бегстве. В довершение всего, он оставил ружье на седле, и лошадь унесла его, лишив Гендрика возможности стрелять в носорога. Его единственным оружием был охотничий нож.

Но что такое нож против толстокожего носорога? Все равно что булавка.

Оставалось только надеяться, что носорог его не увидит. Поле зрения у носорога очень невелико: своими крохотными глазками он хорошо различает предметы, находящиеся прямо перед ним, но оглянуться назад или хотя бы кинуть взгляд в сторону он не может: глазки посажены близко к носу, шея неповоротлива, туловище грузно.

Гендрик молил судьбу, чтобы свирепый зверь прошел мимо, не заметив его. Тот, безусловно, еще не догадывался о присутствии Гендрика, иначе он не замедлил бы ринуться в атаку: черный носорог нападает первым, без всякой видимой причины. Он свиреп по самой своей натуре, и ярость его изливается обычно на самых безобидных и беззащитных.

Благоразумнее всего было уйти с его дороги. Гендрик бесшумно скользнул к скале и замер, прижавшись к каменной стенке. Но если носорог лишен острого зрения, зато обоняние у него тоньше, чем у всякого другого зверя. Когда ветер дует в его сторону, он способен учуять на большом расстоянии даже полевую мышь. Он наделен также изощренным слухом: еле уловимый звук — шелест листьев или шорох шагов — позволяет ему безошибочно обнаружить врага или жертву. Если бы только носорог обладал зрением не менее острым, чем его обоняние и слух, свет не знал бы зверя страшнее его. Да и так он далеко не безопасный сосед, и несчастные туземцы нередко становятся жертвами неукротимого буйства этого могучего животного. К счастью, он не глазаст.

Однако глаза его оказались достаточно зоркими, чтобы различить на фоне скалы темную фигуру Гендрика; к тому же ветер, дувший в раздутые ноздри носорога, предупредил его о пришельце. Громко захрюкав, зверь остановился, затрепыхал ушами, замахал задорным хвостиком, затем, приняв угрожающую позу, он с сердитым храпом ринулся на Гендрика. Можно было подумать, что он увидел перед собой заклятого врага.

Но Гендрик не потерял присутствия духа, и это его спасло. Он мгновенно отпрянул от скалы, где минутой позже был бы раздавлен в лепешку или поднят на могучий рог толстокожего.