Шрифт:
Пророчества главнокомандующего относительно «триумфального» конца оказались ложными.
Военные неудачи преследовали японцев на каждом шагу. Японский военно-морской флот был разгромлен. Та же участь постигла и авиацию. Американцы после тяжелых боев овладели островом Окинава. На азиатском континенте британские и французские войска тоже продвигались вперед, оттесняя японцев все дальше к северу.
Между тем в штабе Квантунской армии обсуждался вопрос: способно ли в данной ситуации бактериологическое оружие радикально изменить ситуацию на фронтах?
Шло лето 1945 года, и теперь положительно ответить на этот вопрос было куда сложнее, нежели год назад, когда генерал Ямада нанес визит в подразделение № 731. Окончательное решение зависело от Токио, а императорская ставка, оценивая перспективы «большой» политики, не отвечала ни да, ни нет. И главнокомандующему не оставалось ничего иного, как прямо сказать генералу Исии:
— Решение еще не принято, придется подождать!
«Фабрика смерти» между тем работала на полных оборотах. Миллионы блох плодились на крысах и мышах. В виварий подразделения № 731 поступали все новые партии грызунов, охотой на которых занимались тысячи японских солдат. К августу 1945 года только в «хозяйстве доктора Исии» находилось на содержании более трех миллионов крыс. Биллионы смертоносных бактерий хранились в холодильниках.
Приказ из Харбина поступил в ночь на 10 августа, и генерал Исии во исполнение этого приказа, подписанного главнокомандующим Квантунской армией, без промедления начал ликвидацию всего, что не должно было попасть в чужие руки.
Горели документы, горели здания, горело все, что способно было гореть.
Личный состав подразделения, научные работники и офицеры спешно занимали места на лавках в кузовах грузовых автомобилей. Лаборантам, прочему обслуживающему персоналу и солдатам предстояло уходить из Бинфана пешком.
Когда вереница автомобилей покинула территорию подразделения, молодой японец в форме лейтенанта жандармерии замкнул систему взрывателей. Здание тюрьмы, вместе с останками сожженных людей, а вслед за ним здания штаба, лабораторий, вивария, холодильники, склады взлетели на воздух. «Фабрика смерти» превратилась в развалины.
Все, что замышлялось японскими милитаристами, лопнуло, как мыльный пузырь, рухнули их надежды на глобальное покорение Азии, Океании и Австралии. Нереализованной оказалась и крупная ставка, сделанная ими на бактериологическое оружие.
Стремительный марш советских войск в глубь Маньчжурии предотвратил катастрофу, которая могла произойти, если бы японцы пустили в ход «боеприпасы», скопившиеся в «хозяйствах» как доктора Исии, так и подобных ему «докторов».
И они, эти «доктора», и их шефы отдавали себе отчет в том, насколько преступна их деятельность. Знали они и о том, что, несмотря на завесу секретности, утечка информации о подготовке Японии к бактериологической войне произошла.
Вот почему, почувствовав, что скоро им придется держать ответ за злодеяния, преступники поспешили бежать прочь. Не всем, однако, это удалось.
...В последних числах декабря 1949 года в Хабаровске состоялся процесс над японскими военными преступниками. На скамье подсудимых заняли места двенадцать обвиняемых во главе с бывшим главнокомандующим Квантунской армией генерал-майором Ямадой.
Судебному разбирательству предшествовало следствие, проводившееся долго и тщательно, а также работа экспертной комиссии, в состав которой входили видные советские ученые — микробиологи, бактериологи, химики, паразитологи, специалисты по болезням животных.
Мера наказания, которую трибунал определил для всей этой дюжины военных преступников, была одна: заключение в исправительно-трудовом лагере. Что же касается сроков заключения, то здесь каждому было отмерено свое...
Моя фамилия не фигурировала в списке свидетелей обвинения. За меня и за моих друзей, уцелевших или безвременно ушедших из жизни, показания давал немой свидетель — хроникальная кинолента «Экспедиция в Нинбо». О том, как попала в руки правосудия коробка с этим фильмом, из всех присутствовавших на процессе знал, кроме меня, только один из членов военного трибунала — совершенно седой генерал с моложавым лицом, черты которого выдавали, что человек этот — уроженец Кавказа.
Как-то во время перерыва между заседаниями он и я столкнулись лицом к лицу в курительной комнате: он выходил, я входил. Уже прозвенел звонок, вблизи нас никого не было.
— Послушайте, Дракон, — обратился он ко мне по старой памяти, так, как меня уже давно никто не называл. — Я все забываю вас спросить: каким образом вам удавалось, работая в таком осином гнезде, как Харбин, столько лет оставаться вне всяких подозрений?
— Ничего удивительного, товарищ генерал. По документам моя фамилия была Дитерикс, та же самая, какую носил главарь «Русского общевоинского союза», сколоченного из белогвардейцев, осевших в Китае и Маньчжурии. Несколько намеков «к месту» на влиятельного дядю — разумеется, без упоминания фамилии, — и вот уже в глазах многих я — племянник генерала Дитерикса. А когда ты племяш такого дяди, кто тебя заподозрит в том, что ты «красный»?