— Этот ваш кот, — сказал констебль, — терроризирует соседей. Он загнал их в теплицу, они едва выбрались. А потом он начал гоняться за их пудельками.

— Ничего удивительного, — отвечаю я. — С ним такое бывает, потому что в нем течет кровь дикой шотландской кошки. Иногда он слышит зов предков, и тогда…

— Тогда держите его на привязи, — оборвал меня полицейский.

Потом он долго разглагольствовал про общественный порядок, и у меня было время подумать о своем, о девичьем. Когда констебль умолк, я сказала:

— Послушайте, мои фазер-мазер заставляют меня ехать в Вангамата, а это на другом конце света, в Новой Зеландии. Вы смотрели сериал «Соседи» (См. «Джорджиальные словечки»)?

Тогда вы меня поймете. Спасите меня. Мама сердито посмотрела на меня и сказала:

— Джорджия, прекрати, и так тошно.

— Мы вас серьезно предупреждаем, — сказал полицейский. — Держите кота в узде, иначе мы будем вынуждены принять строгие меры.

И тут моя мамочка стала улыбаться как идиотка и накручивать локон на палец:

— Ах, мне так неловко, что мы доставили вам столько хлопот. Не желаете пройти и выпить чашечку кофе?

Ужас. Теперь полицейские подумают, что у нас не семья, а бордель какой-то. Но, представьте, инспектор расплылся в улыбке и говорит маме:

— Вы очень любезны, мадам, но нам пора. Мало ли еще в городе других опасных котов и людей.

Я многозначительно посмотрела на рваные штаны констебля и взяла из его рук дрыгающийся мешок.

Когда полицейские ушли, мама начала рвать и метать, угрожая выкинуть Ангуса на улицу.

— Отлично, мамочка. Ты лишаешь меня самого дорогого. Сначала любимого парня, потом любимого кота. Ты эгоистка. Я не могу бросить Робби. Он секс-символ и требует постоянного контроля.

Но мама молча ушла к себе в комнату.

Ангус гордо вылез из мешка и пошел на кухню подкрепиться. Он урчал как пушистый мотор и был очень доволен жизнью. Потом на кухню приволоклась Либби — в пижамке и со своим любимым «одеялком» — это она так называет мамин старый гигантских размеров бюстгальтер. Подгузник у Либби сполз, проник под штанину и превратился в пухлый наколенник. Не хватало еще, чтобы она тут наложила в штаны.

— Либби, пойди к маме, пусть она поправит тебе подгузник, — говорю.

— Плахой мальчик, — сказала мне Либби, поцеловала Ангуса в нос и потащила его к себе в комнату.

И как он ей такое позволяет, ума не приложу! Он мне вчера чуть руку не откусил, когда я хотела помыть его миску с остатками еды.

Понедельник, 19 июля

11.00

Я в полном ауте. Прошло уже полтора дня с тех пор, как мы поцеловались с Б.Л, и у меня началась поцелуйная ломка* (См. «Джорджиальные словечки») — губы сами собираются бантиком.

Как бы мне увильнуть от поездки в Новую Зеландию? Я уже начала принимать меры — устроила голодную забастовку (не считая одного «Джемми Доджерс») (См. «Джорджиальные словечки»).

14.00

Звонит телефон. Мама орет из ванной:

— Джи, сними трубку. А я ей в ответ:

— Можно быть чистым снаружи, но грязным внутри!

— Джорджия, сними трубку! — сердито повторяет мама.

С трудом поднимаю себя с кровати, плетусь вниз к телефону:

— Алло, отель Разбитых Сердец слушает. А в ответ только треск, шипение и завывание…

— Алло! Алло! — ору я.

И вдруг откуда-то издалека доносится:

— Черт!

Это голос моего отца (я еще называю его фати (от немецкого «фатер»). Фати звонит нам из Новой Зеландии, и, как всегда, он не в духе.

— Джорджи, что ты кричишь? У меня чуть барабанные перепонки не лопнули.

— А ты что молчишь? — возмущаюсь я.

— Неправда, я с тобой поздоровался.

— А я не слышала.

— Потому что ты кричала.

— Я не кричала, а говорила «алло», — огрызнулась я. — Я не могу одновременно говорить и слушать.

— А вот у нормальных людей это получается.

Ну вот, опять пошло-поехало, все у него не так.

— Мама в ванной, — говорю я.

— Ты хоть меня узнала? Помнишь меня?

— Помню. Ты такой… толстопузик со смешными усами.

— Джорджи! Ты меня удивляешь. Не груби отцу и позови маму. И чему вас только в школе учат!