Шрифт:
В ресторане стоял многоголосый шум. Женщины… опять они. Дешевые, доступные, они призывно улыбались…
Чтобы не измять и не запылить свой новый костюм, Волдис хранил его у радиста.
Однажды вечером Алкснис пригласил Волдиса к себе в каюту.
— Тебе придется взять свой костюм, — сказал он тихо.
— А что?
— Я попрошу тебя и Ирбе помочь мне немного.
Волдис вопросительно взглянул на Алксниса.
У того уже были уложены вещи в два больших чемодана. В шкафу, на постели и в бельевых ящиках под ней все было перевернуто вверх дном.
— Что это значит? — спросил Волдис.
— Сегодня вечером покидаю «Эрику»… Вас обоих я все равно не дождусь, а терпеть общество этих заносчивых типов я больше не желаю.
— Куда ты направляешься?
— В Марсель. Там можно устроиться на большие лайнеры, идущие в Южную Америку, Китай и другие страны. Я уже осведомлялся у местных моряков.
— Как же ты уедешь без паспорта?
— Во Франции на этот счет не очень строго. Здесь полиция выдает вид на жительство, по которому можно жить без паспорта хоть сто лет. А потом достану у консула заграничный паспорт, у меня есть документы, удостоверяющие личность.
Волдис отнес костюм в свой кубрик и вернулся к Алкснису. Он и Ирбе взяли по чемодану и, выждав удобный момент, когда на палубе никого не было, сошли на берег. В одном из баров они дождались Алксниса, который, уходя, заботливо запер каюту. Друзья выпили немного на прощанье, потом взяли такси и по улицам, где шумно веселилась карнавальная толпа, поехали на вокзал. Времени у них было достаточно, поезд отходил только через час.
До последней минуты друзья оставались вместе, заранее радуясь будущим приключениям.
— Мы не успокоимся, пока не уедем за океан! — заверяли они друг друга при расставании. Наконец Алкснис уехал, а Волдис и Ирбе сели в трамвай, идущий в Бассейн-Док.
На другой день первый штурман, смеясь, говорил чифу:
— Очевидно, молниеносный Фриц [55] опять увлекся какой-нибудь юбкой.
— А может быть, сидит в кутузке, — кисло усмехнулся чиф.
— Да, от него и этого можно ожидать…
Когда и на третий день Алкснис не появился в кают-компании, офицеры начали беспокоиться.
55
Молниеносный Фриц — Так на судах латышского торгового флота называли радистов.
— Не сказать ли капитану? Может быть, с ним что-нибудь случилось?
Дверь в каюту Алксниса была закрыта на обыкновенный и, кроме того, на французский замок.
— Явится! — сказал второй механик. — Он только что получил от капитана все свои деньги, надо же их пропить.
Стали расспрашивать кочегаров:
— Вы с ним чаще встречаетесь, не попадался ли об вам на берегу? Где он там застрял?
Кочегары ничего не знали об Алкснисе.
Выждали еще один день, потом первый штурман сообщил капитану. Капитан сразу же велел позвать дункемана с отмычками. Каюту телеграфиста открыли и увидели знакомый уже нам хаос. На столе лежала записка:
Господину капитану. Вы мне грозили расчетом по возвращении в Ригу. Я понимаю, насколько неудобно вам будет привести в исполнение свою угрозу. Чтобы избавить вас от этих затруднений, а также потому, что я не желаю получать от вас такой пинок в известное место, освобождаю вверенное вам судно от своего нежелательного присутствия, Не трудитесь меня разыскивать. План мой тщательно обдуман. Алкснис. Р. S. Между прочим, вы — большой осел.У капитана вздулись жилы на лбу и захватило дыхание.
— Вот тип! — процедил он сквозь зубы. Все сочувственно опустили головы.
Забастовка портовых рабочих продолжалась целый месяц. Гавань все больше пустела. Парохода уже не прибывали сюда за грузом; те, которые находились в порту к началу забастовки, кое-как погрузились при помощи несознательных моряков и всякого околачивающегося в порту сброда. В конце концов рабочие прекратили забастовку, не добившись никаких результатов.
Но это было непродолжительное отступление. Дух времени нельзя заглушить никакими средствами — он подобен карбиду, который разгорается тем ярче, чем больше поливают его водой.
Сразу же после окончания забастовки весь сброд должен был потерять работу. На пароходы вернулись старые, организованные рабочие. Возобновился прежний напряженный труд, и пароходы один за другим освобождались из плена.
К этому времени Блав кончил плетение мата и однажды вечером торжественно и гордо, предварительно умывшись, отнес свое произведение в салон. Капитан выразил признательность за тщательно выполненную работу, выдал ему сорок франков и заодно выплатил весь накопившийся заработок, так как Блав решил вернуть себе человеческий вид. Его сбережения составляли что-то около шестисот франков. За это время он занял у Волдиса всего только тридцать франков, а приступы жажды удовлетворял, пользуясь щедростью Звана.