Шрифт:
– Да это не я придумал, – усмехнулся Север.
Если честно – мне всегда нравилось, когда меня хвалят, хотя я умело это скрывал и слыл «очень скромным мальчиком». Но Север промолчал, и я, слегка разочарованно вздохнув, занялся едой.
– Это же ты придумал, – щекотнул мне ухо Танькин шепот. Она сидела возле меня и смотрела понимающими глазами. Отсвет костра падал на них как-то так, что глаза лучились изумрудным живым светом, и я задохнулся, но тут же бодро отозвался:
– Да ну, ерунда! – подумал и добавил: – Все равно спасибо… – Я помедлил и решился: – Тань… ты очень устала?
Ее глаза заискрились, и она, чуть прикусив уголок губы, посмотрела куда-то в сторону:
– Пошли погуляем. Я правильно поняла?
– Волга. – Танюшка чуть шлепнула босой ногой по воде, слегка плескавшейся у песчаного берега. Я стоял чуть позади и сбоку, мучась желанием ее обнять. Потом вдруг вспомнилось, как почти месяц назад мы вот так же ходили по берегу другой речушки, и Танюшка думала, что порезала ногу…
– Тут хорошо гулять босиком, – сказал я. – Ни банок, ни бутылок…
– Не то что на Пурсовке, а? – Танюшка плеснула ногой в мою сторону, но я не принял игры.
– Мы так мало говорили… ну, за эти две недели… – Я присел на корточки. Танюшка, подумав, опустилась рядом со мной, подобрала несколько галек в песке. Подумала еще, кинула одну в воду. Я молча протянул руку, она отсыпала три. Я тоже кинул. Сказал: – Вот и Волга. Если честно, никак не соображу, куда нам дальше…
– А это не все равно? – Танюшка кинула еще одну гальку. – Мир большой… Олег, я не хочу сейчас про это.
– Извини, – немного смешался я.
– Ничего… Я искупаюсь, а ты подожди тут, ладно? – Она, сев на песок, начала стягивать джинсы. Я отвернулся и посмотрел вновь лишь когда Танюшка уже входила в воду, касаясь ее ладонями разведенных в стороны рук. – Теплая, – сказала она, не поворачиваясь, потом гибко подскочила и нырнула. У меня дух захватило – сам-то я плавать не умел и всегда боялся, когда плавала Танька. Но она уже вынырнула подальше, отфыркиваясь и вертя головой. Слышно было, как она смеется.
Противоположный берег виднелся черной полоской, из-за которой выкатывалась луна. Наверху плясали на древесных стволах отблески костра, слышались голоса, смех – похоже, наши отошли от перехода.
Танюшка выбралась наружу и, прыгая на одной ноге, начала натягивать джинсы прямо на мокрое тело. Я молча протянул ей свою куртку, Танюшка благодарно закивала и принялась вытираться ею. А я смотрел…
– Почитай мне те стихи, – попросила Танюшка, когда мы отошли по берегу почти на километр. – Те, про Жанну…
Я сразу понял, о чем она говорит. Кивнул, помолчал, собираясь с мыслями и стараясь подстроиться под шаг, начал читать:
Барабана тугой ударБудит утренние туманы, —Это скачет Жанна д’АркК осажденному Орлеану.Двух бокалов влюбленный звонТушит музыка менуэта, —Это празднует ТрианонДень Марии-Антуанетты!..Танюшка покусывала длинную прядь волос и слушала – задумчиво, как она всегда слушала это стихотворение.
Наши девушки, ремешкомПодпоясывая шинели,С песней падали под ножом,На высоких кострах горели!Так же колокол звонко бил,Затихая у барабана…В каждом братстве больших могилПохоронена наша Жанна! [8]Танюшка всегда хотела быть на нее похожей.
– Смотри.
Зрение у Игоря Мордвинцева всегда было отличным. И сейчас он заметил суда первым.
8
М. Светлов «Рабфаковке».
Это были именно суда – не лодки, а суда, как в учебниках по истории, где рисуют корабли викингов и славянские ладьи. Два, под красно-золотыми парусами, они держались на стрежне реки. На палубах можно было различить движение, но не больше. Люди не гребли, их нес легкий ветер.
– Ничего себе, – сказал Андрюшка Соколов. – Вот это лучше, чем пехом.
– Ты грести не пробовал? – заметил Игорь. – Вот и молчи.
Мы стояли на берегу недалеко от места лагеря.
– Может, покричим? – предложил я. Игорь покосился на меня: