Ханс вынул свой бумажник.

— Я не могу дать тебе больше трех.

— Этого достаточно.

Она подошла к нему, завернула деньги в носовой платок и посмотрела Хансу прямо в глаза.

— Почему ты не ответил на мое письмо?

— Я не хотел, чтобы ты приезжала, — откровенно сказал он. — В Оденсе тебе намного лучше.

Карен засмеялась. И в ее смехе слышалась горечь.

— Почему? Нашей матери не было до меня никакого дела. Когда я пришла навестить ее в первый раз, она меня даже не узнала. — Внезапно она вновь превратилась в добрую крестьянскую девушку. — Ты великий человек, не правда ли, Ханс Кристиан? Я никогда раньше не разговаривала с тобой. Я никогда не была внутри дома, где ты родился. И все же я рада, что ты великий. Я горжусь тобой.

Ханс схватил ее за руку, тронутый ее словами.

— Карен, послушай меня. Я не ответил на твое письмо, потому что не хотел, чтобы ты приезжала сюда ради моего собственного благополучия. Я не хотел, чтобы прошлое вставало рядом с моим будущим. Теперь я понимаю, каким эгоистичным я был. И все равно я хочу, чтобы ты вернулась в Оденсе, потому что так будет лучше для тебя. Я это знаю, Карен. Я ходил по улицам Копенгагена холодный и голодный. Поверь мне, Карен, я знаю, какие они широкие и длинные. Достаточно широкие, чтобы ты не нашла убежища от дождя и снега, достаточно длинные, чтобы разбить твое сердце от разочарования, прежде чем ты дойдешь до конца! Скажи мне, что ты поедешь домой, Карен, пожалуйста!

Девушка смотрела на его безобразное и в то же время прекрасное лицо сквозь пелену слез. Его откровенные, исходящие из самого сердца слова так глубоко тронули ее, что начала рушиться оборона, которую она сооружала, готовясь к встрече с братом еще с самого детства.

— Ханс Кристиан, разве тебе не наплевать на меня?

На его глаза так же накатились слезы. Единоутробные брат и сестра стояли, обняв друг друга, и рыдали.

Человек, который столкнулся с Карен в дверях и уронил свое пальмовое дерево, услышал плач и в спешке побежал прочь. «Пусть парень поплачет», — подумал он. Его жена говорила, что хороший плач помогает успокоить нервы.

Карен отошла от Ханса и вытерла глаза чистым носовым платком. Затем, увидев мокрые разводы на носу и щеках брата, вытерла и его лицо.

— Ты уже слишком большой, чтобы плакать, — мягко произнесла она. И ему показалось, что с ним говорит Анна-Мария. — Больше никаких слез, Ханс Кристиан. Возможно, я вернусь в Оденсе, а может, и нет. Ты ведь не знаешь, что я оставила там, в прошлом. Но самое главное, что это осталось позади.

Ханс Кристиан присел на краешек стола и улыбнулся.

— Ты слышала о моей пьесе, Карен?

— Да, афиши расклеены по всем улицам. Почему ты не сходишь с ума от радости?

Он покачал головой.

— Всю свою жизнь я ждал этого дня, и теперь, когда он наступил, этот день, моя радость не столь неистова, как я думал. Как будто по белому снегу кто-то провел полосу сажи, испортившей его первозданную чистоту.

— Ты так думаешь только потому, что ты устал, Ханс Кристиан. Почему бы тебе не пойти домой и не отдохнуть?

— Для меня не будет отдыха, пока все это не закончится.

— Жаль, что я не увижу ее. Я бы хлопала и кричала! Если бы у меня только были деньги на билет!

Ханс Кристиан порылся в своем кармане.

— Возьми этот. Садись в первый ряд и аплодируй так громко, как только сможешь.

— Конечно же, — пообещала Карен, и ее пухлые губы озарила улыбка. — Ты так добр ко мне, Ханс Кристиан. Ты мне нравишься. Я думаю, что ты мне нравился даже тогда, когда я с завистью следила, как ты с отцом гуляешь среди буков. Я живу на чердаке, на котором ты когда-то жил. На чердаке с портретом покойного мужа, пристально глядящего на меня, и мышкой, танцующей на полу. Но это просто случайное совпадение. Я там не задержусь. Я добьюсь большего, как и ты.

— Карен, если бы я только мог тебе помочь…

— Нет, ты и так достаточно сделал. Я больше не приду к тебе, и тогда ты узнаешь, как много значило для меня то, что ты был со мной так добр.

— Но если что-то…

— Прощай, Ханс Кристиан!

Мелькнула синяя юбка в направлении к двери, и он услышал шаги девушки, бегущие вниз по лестнице.

Ханс закрыл дверь. Мрачное состояние, которое угнетало его весь этот день, вновь охватило его душу. Карен была его прошлым. И он понял, что прошлое никогда не отпустит его. Оно будет идти за ним по пятам, преследуя его всю жизнь, отказывая в роскоши забвения.

Он застонал и упал в кресло. Затем взял в руки перо. Оно посерело от долгого использования. Но были ли написаны им счастливые слова? Так много теней ложилось на страницу: критики, готовые наброситься на него, как ястребы на свои жертвы; Эдвард и его жена, поглощенные счастьем, что нашли друг друга; и старик, который продолжал умирать.

Ханс опустил перо в чернильницу. Когда он поднял его, с пера на бумагу упала чернильная капля в форме слезы. Он уронил голову на свои сложенные руки, поддавшись отчаянию.