Шрифт:
В экстазе выхватил пистолет, палить в небо! Сообразил, что пуль мало. И был некомплект, еще две ушли в Дирижера, сейчас вот… Прикинул: пожалуй, последний патрон. Сегодня, кажется, без надобности, но один пусть будет. На выстрелы примчался патруль. Знакомый.
— Максим Александрович, Максим Александрович, что же это у вас? Ведь не положено! Максим Александрович, сами-то вы как? Вас проводить, может?
— Дойду, — махнул Максим, сунул патрулю остатки книги. — Держите вот, с картинками!
261
…………………………………..
…………………………………..
…………………………………..
262
По дороге, маршрут удачно совпав, Максим заскочил в кабинет на Литейный, помнил, что там было 0,5. Во флягу влазило 300, остальное выпил стаканом, глотком. Глотку переоценил, захлебнулся, коротко блеванул. Ладно! Там-то есть, в ЭЛДЭУ, если что? Есть, полная, целая! Вкусная! И Варенька отхлебнет, она позволяет теперь, по 10 грамм, по 15. Да, пьян, и что? Такой будет ей романтизм, не маленькая. Грубоват сейчас, но и ладно! Пусть впечатляется. Барышням в таком возрасте оно и страдать, жир нравственности накапливается, слой культурного опыта!
От кабинета Рацкевича раздались голоса. Пустой коридор, дверь открыта, порученца нет, а там голоса! Притормозил прислушаться.
— У нас была, сука?! — голос Рацкевича.
— У нас, Михаил Михайлович, на складе, — голос Паши, оправдывающийся. — Мы же забираем пишмашины из закрывшихся учреждений. Ну вот еле пришло в голову их проверить, виноват. А там совпало! Тот шрифт, где письмо для Гитлера! Учреждение из Безымянного переулка! Ликвидировано как три недели!
Вот и раз тебе! — вздернулся всем телом Максим. Не погибла Варина пишмашина в бомбежке. Провал. И какой! Смертельный.
— А в ходе сплошной проверки, сука? Проверял ты это учреждение?
— Так точно, товарищ генерал! В деле оба экземпляра, и присланный, и сделанный при сотруднике. Не совпадают! Не иначе, подмена. Ума не приложу! Но выясню! Завтра сверю сверялыцика, разберусь!
— Да уж разберись! А то тебе отпилю по самые уши.
— Так точно, товарищ генерал!
— А чего-то фамилия машинистки знакомая?
— Не случайно, Михаил Михайлович, — Арбузов вступил в разговор. — Помните, был такой, зам по району? Из старых большевичков. Дочь его.
— А! Был такой, сука. Отсидел, а потом реабилитировали? Так, хрен, зря реабилитировали…… дочка…. от яблони не далеко упала, подсоска гитлеровская! Где она сейчас?
— Она у Максима Александровича в Доме ученых машинисткой работает, — сообщил Паша.
— …..!!! — ошеломился Рацкевич.
— Это не все, Михал Михалыч, — поспешил добавить Арбузов. — Я своего людишку сегодня поддудонил в ЭЛДЭУ, на всякий, как и чего…
— Ну! Не тяни!
— Он там с директором по понятиям пробалакал. И, знаете, они там подземный ход нашли, выяснилось, от ЭЛДЭУ — в Эрмитажный театр…
…….?!!!
— И ключ у Максима был. От подземного хода.
Суставы щелкали, как петарды.
— Так и я вспомнил, — вспомнил Паша. — Максим Александрович у меня дело по пишмашинам по этому району брал помогать, сличал час!
— За такое расстреливают, — заметил Арбузов.
— Так он…
— Так не он! — крикнул Арбузов. — Тебя расстреливают! Секретное дело — запрещено другим показывать!
— Так я…
— Отставить, сука, — вступил Рацкевич. — Нашли чего спорить. Ты, Арбузняк, выше крыши не возгудай. Вот масквич так масквич! Где они оба, известно?
— Девка там, на работе, — сказал Арбузов. — Мой людишка стережет внизу. Его, что ли, ждет-дожидается, не уходит. У них неоднозначные отношения. А где москвич, шут знает. Но по всему, придет к ней, в ЭЛДЭУ.
— И чего сидим, олухи? — рявкнул Рацкевич. — Его везде объявить, а за ней — полным ходом!
Максим ссыпался по лестнице. Когда мимо ражего дежурного пробегал, у того как раз внутренний телефон зазвенел. Не иначе, про Максима и сообщают. Но выскочил.
Метнулся через проспект, припустил в ЭЛДЭУ.
И зачем?
Вареньку уже не спасти в свете текущих указаний. Даже все повалив на себя, ее все равно уничтожат. Сделают из них бравый заговор. И будут раньше, на авто. Ломануть на конспиративную, взять деньги, продукты, удрать? Если не стерегут еще, то куда удирать? К немцам через линию перейти? Полковника высокопоставленного примут, не убьют, тем более, бутылки писал. За них воевать. Какая, чорт, разница. Но вот Варенька же!
Он летел по набережной на крыльях ночи, и даже патрули, частые в этом районе, не попадались, чтобы не мешкать развязку.