Кармен Валье пришла из Каштановой долины пешком; она надела дождевик, потому что небо было безрадостно-свинцового цвета, и только в небольшом ярком просвете угадывалось солнце; дул резкий ветер, и погода могла перемениться в любую минуту. Ехать в аэропорт Сантандера было еще рано, и время оставалось, поэтому Кармен отправилась пешком. Медленно, без тени нерешительности она пересекла Холмистое и, миновав въезд в «Дозорное», пошла дальше, вдоль стены усадьбы; толкнув маленькую боковую дверцу, Кармен оказалась около Хижины. Она подошла вплотную к навесу перед входом в домик, образованному выступом крыши, и остановилась. Дом был заперт и, без сомнения, пуст; но тот, кто закрыл его, оставил перед входом кресло-качалку – поскрипывая, оно слегка раскачивалась на ветру. Кармен посмотрела на него со страхом, словно увидела свидетеля, неизменного и одновременно такого неустойчивого; и этот свидетель не отталкивал ее – покачиваясь тут в одиночестве, кресло подчеркивало запустение этого покинутого уголка, куда время от времени врывался только ветер.

Кармен вспомнила, как ее сестра сказала: «Безжалостный убийца». Она пыталась найти в себе хоть какой-то страх, вспоминала, пугая сама себя, но тщетно. Девушка сознавала, что сделал Карлос, она помнила, как близки они были, но осуждение не рождалось в ее душе – Карлос казался ей мертвым, посторонним, совсем чужим.

Кармен стояла перед навесом, не зная, на что решиться, не очень понимая, почему она пришла сюда. Она посмотрела на домик и ужаснулась тому, как быстро он принял безжизненный вид. И в этом внезапном преображении она различала что-то хищное, словно поселившаяся здесь тень беды опустошила все. «Не надейся ни на что», – тихо прошелестело в ее голове, и слова эти призрак произнес голосом Карлоса. И в эту секунду солнце пробилось сквозь свинцовое небо, осветило все вокруг и лицо Кармен, но она этого не заметила – она застыла, завороженная этим голосом; лицо ее исказилось, и она вздрогнула, как от холода, когда выглянуло солнце. Кармен скрестила руки на груди, словно обнимая себя, – так она всегда делала, если у нее что-то болело. В эти минуты внешний мир не существовал для нее – она погрузилась в себя. Солнце тут же спряталось, подул ветер и всколыхнул кресло-качалку, – оно заскрипело.

– Бедный Карлос… – услышала Кармен свой голос.

«Бедный Карлос», – подумала она.

– Да, – рассказывала Мариана Сонсолес, – именно твоя сестра помогла мне догадаться, кто же совершил преступление. У нас было полным-полно разрозненных деталей, осторожных предположений, каждое в той или иной степени верное, но ни одно из них не могло подсказать нам имени убийцы. А то, что рассказала Марта, позволило нам заподозрить конкретного человека, и все косвенные улики сразу сошлись, на наших глазах превратившись в неопровержимые доказательства.

С утра казалось, что день будет дождливым: небо затянули свинцовые тучи и дул порывистый западный ветер, но к обеду прояснилось, воздух стал прозрачным, а все вокруг приобрело такие четкие очертания, что с террасы Марианы они прекрасно видели заросшую деревьями полосу земли там, где заканчивались пляжи Сан-Педро. Мариана смотрела в ту сторону и молчала, как будто ей было тяжело рассказывать, как будто она хотела уйти от настойчивого, устремленного на нее взгляда Сонсолес.

– Получается, – спросила та, – что если бы не моя сестра, вы бы его не нашли?

– Нашли бы, обязательно нашли. Больше всего меня поразило то, что Карлос, такой умный и решительный, не понимал этого. Я хочу сказать, – Мариана быстро взглянула на Сонсолес, и тут же отвела глаза, – что он не мог спрятаться от самого себя, уйти от своего имени, от прошлого, которое в конечном счете обязательно выдало бы его. У него был только один выход – уехать, но это была бы лишь отсрочка.

– Иначе говоря, он как будто покончил с собой, – сказала Сонсолес.

– Нет. Ничего подобного, – ответила Мариана, теперь уже в упор глядя на Сонсолес. – Как ни странно, он не самоубийца. Он… как бы получше тебе объяснить… Это больше похоже на наказание, на проклятие, словно он был отмечен еще с рождения.

– Какой кошмар! – сказала Сонсолес. – Но ведь ты не думаешь так всерьез, правда? Он прежде всего преступник.

– Да, он преступник, – ответила Мариана, – но не прежде всего. Он преступник… и в то же время очень несчастный человек.

– Какой страшный удар для бедной Кармен, – Сонсолес помолчала и добавила: – Она уехала сегодня утром.

– Да, я слышала. Так далеко у них зашло дело за эти несколько дней?

– Честно говоря, я не знаю. Ты имеешь в виду… спала ли она с таким человеком? Даже подумать, и то страшно, правда?

– Сонсолес, пожалуйста, оставь этот тон. – Сонсолес невольно подобралась, а Мариана вздохнула и сказала: – У меня остался чудовищный осадок от этого дела, и я не могу от него избавиться. Единственное утешение – Энди сегодня приезжает. Поэтому извинись за меня перед супругами Сонседа, но я бы все равно не пошла.

– Хорошо, извинюсь, – сказала Сонсолес. – Мне идти придется, хотя совсем не хочется. Ана Мария не пойдет: она еще не пришла в себя от этого потрясения. Она ведь очень любила Карлоса. Ну, а Муньос Сантосы… может быть, придут, особенно теперь, когда Кармен уехала. Правда… что Карлос… – Она задумалась, уставившись в одну точку; потом очнулась и посмотрела на Мариану: – Скажи мне, почему такой человек, как Карлос, превращается в бездушного убийцу и хладнокровно убивает двух человек?