— Идем, — пожал плечами Константин.

Здание, подвал которого они облюбовали на эту ночь, сохранило несколько стен и часть крыши. Полного спасения от вьюги это не давало, но посидеть там некоторое время, подышать свежим воздухом да покурить можно было вполне сносно.

— А может, и тебе самокрутку сварганить? — спросил Волков, жадно затянувшись.

— Да я же не курю, — мотнул головой Костя.

— Ну и молодец. От этой махры нашей горло дерет так, что край. За цивильную сигаретку убил бы, ей-богу.

— А чего не бросишь?

— Так ведь одна радость в жизни-то, — усмехнулся Степан.

— Сомнительная радость.

— А у нас в жизни все сомнительно да относительно. Разве нет?

— Ну, не знаю. — Ломака пожал плечами.

— Слушай, Костя, ты это… Ты вот извинялся внизу. Я чего сказать-то хотел… Ты меня тоже прости, парень.

— За что? — Константин удивленно взглянул на товарища.

— Ну, за это. Когда ты в клетке был, а я надзирателем… Моя неправда. Прости, братка.

— Да прекрати, Степан. Я ведь тогда тебе гадостей наговорил. Да и не за что извиняться. Ты же выпустил меня, с нами пошел. Чтобы мне помочь.

— Пойти-то я пошел… — тихо и как-то многозначительно произнес Волков, снова затянувшись и кашлянув.

— Что-то не так? — Эта фраза насторожила Ломаку.

— Да все так, конечно. Только есть еще причина. Ну… причина, по которой я пошел.

— Не понял. — Константин совсем напрягся. — Ты что хочешь сказать?

— Да расслабься, парень. Никакого дурного умысла.

— А что тогда?

— Ты в курсе, что время от времени я поднимаюсь на поверхность, в город выхожу? — Степан посмотрел на Ломаку.

— Ты? На поверхность? Нет. Не знал.

— Да никто не знал.

— То есть? А как же ты выходил? Как же посты?

— Есть секрет у меня. Помнишь, в туннеле, перед нашим выходом, завал был? Еще Андрей с Василием туда ходили, болтали о чем-то. Ну, туннель обваленный?

— Помню, конечно. — Костя кивнул.

— Ну так вот, лаз там есть. Плиту отодвинуть надо, и будет что-то типа колодца, наверное, для вентиляции, или там для циркуляции воздуха в метро. По нему можно на поверхность выбраться. Я же надзиратель, за тюрьмой слежу. Следил, вернее. А в нее, сам знаешь, редко кого сажают. Только в особых случаях. Так что времени, когда я сам себе предоставлен, достаточно. Ну, ходил-бродил и нашел лазейку-то. А на улице оказался, аж голова закружилась. Первая мысль была: мне это знак свыше. Дескать, не возвращаться надо, а дальше идти. Давно это было, лет восемь, наверное, если не больше.

— Даже так?

— Ага.

— А куда идти?

— Ну, домой, — вздохнул Волков. — В Москву.

— Да ты что?! Это же даль какая!

— А то я не знаю. Но ведь, Кость, сердце все эти годы в клочья рвалось. Душа не на месте. Вот как у тебя сейчас, но помножено на тысячи верст. В Москве остались супруга моя и дочка. И брат Артем. — Степан горько усмехнулся. — Его невеста отчего-то Ветром называла. Готовились свадьбу сыграть. Золотой парень, отчаянный, не чета мне. Все-таки, наверное, он погиб. Был бы жив, непременно пришел бы в Новосибирск и разыскал меня.

— Да брось. Может, просто возможности нет. Может, живы они, близкие твои все…

— А представь, каково мне думать, что они живы? Больно до жути. Вот знал бы наверняка, что мертвы, так и спокойней было бы. Или сам бы с легким сердцем уже давно богу душу отдал. Но нет, сидит во мне надежда эта и грызет. Да ты не смотри на меня так. Хоть и темно, но все же чувствую.

— Да, но… Как же…

— Костя, я прекрасно понимаю, что так говорить плохо. Нельзя так даже думать. Но просто представь меня на своем месте. Или себя на моем, как правильнее…

— Я понимаю, но…

— Пытался я, Костя. Пытался уйти. Вот тогда и пытался. Далеко ушел. Замерз так, что думал, все, смерть. Не выдержал, повернул назад. Хотел сначала через пост.

Но подумал, начнутся расспросы: как на поверхности оказался и все такое. Ну и полез тем же путем. Никто даже и не заметил, что меня не было. Не хотел я свой секрет выдавать, поскольку не оставлял мысли уйти в столицу. Думал, с кондачка нельзя, надо подготовиться хорошенько: лыжами обзавестись, одежду справить получше. Припасы и все такое.