— Твои идеи меня немного пугают, мой мальчик, — сказал он. — Немного гуманизма в твоем образовании не повредит, я так думаю.

— Какой это был танец? — продолжал настаивать я.

— Никаких танцев, — строго ответила Хора. — Танцы не для всякой швали. Им достаточно песен. Вот я и спела. Целых четыре баллады. О храбром воине, который завоевал любовь богини в неравной схватке и сам стал равен Богу, о десяти любовных подвигах буканьера Роха Вильи, о предательской любви двух семей, а когда пропела о сыне храбреца Зал кара, они словно взбесились… Устала, сил нет. Рато обошлась бы двумя-тремя куплетами.

— Но ведь тебя могли случайно…

— Что ты, они как раз защищали меня друг от друга.

Хора зевнула, прикрыв рот ладошкой, извинилась и ушла.

Все это следовало обдумать. Но мысли опять не хотели цепляться друг за друга, я принялся ходить по залу, кружил под колоннами, мне почему-то стало не хватать воздуха. Я вышел на площадь перед дворцом и уселся на ступени. Вскоре я заметил, что с двух сторон рядышком со мной пристроились Теодор и Сатян.

Вечер. Окна домов ярко освещены. Тишина. Ночная птица в саду пробует голос. Мимо нас ковыляет одинокий прохожий с клюкой. Кажется, я его уже сегодня видел.

— Ну хорошо, — вдруг заговорил Сатян. — А если твоя могучая девица не справится с разбойниками. Что тогда, ансамбль песни и пляски на них натравишь?

— Яду в тебе много, — ответил Теодор. — Надо бы тебя на караимские пляжи отправить: отдых, не поверишь, такие чудеса творит!

— Или нагрянут исполнители, а ты не успел добраться до начальства, — не унимался Сатян. — Стишок им прочитаешь собственного сочинения?

Старец только крякнул.

— Стишок, говоришь, — обещающе протянул он. — Будет тебе сейчас стишок!

Он поднес ладонь ко рту и что-то тихо сказал в нее. Я успел лишь заметить на его указательном пальце перстень многополосного коммуникатора, и тут вдруг такое началось…

Балюстрада на балконе напротив распалась на штыри, а штыри удлинились, изогнулись и составили параболическую решетку экранной защиты, которая тут же замерцала в небе над Уручем. Со стороны парка на площадь с густым урчанием выкатилась тяжелая бронетяга, башня ее ощерилась во все стороны грозными жерлами генераторов плазмы. У «одинокого прохожего внезапно выпрямилась спина, стремительное, еле заметное глазу движение, и вот прикрывает нас своей клюкой, чудесным образом превратившейся в двуствольный лучемет дальнего боя.

А после того, как над домами со свистом прочертили огненные линии набирающие высоту орбитальные бомберы, Речной Старец, искоса глянув на Сатяна, дал отбой учебной тревоги и поблагодарил всех за отличную службу.

Через полминуты, а может, и того меньше, дворцовая площадь снова приобрела тихий, захолустный, мирный, одним словом, вид. И даже одинокий прохожий, как ни в чем не бывало, продолжил свою долгую прогулку. До очередной тревоги, я так полагаю.

— Все, — сказал Сатян. — Сдаюсь. Ты меня победил. Твой довод королей просто неотразим. То есть красота, конечно, страшная сила, но пара пушечек никогда не. помешает. Чисто из эстетических соображений, разумеется.

— Ну а для чего нам оружие, если не для эстетики, — хохотнув, отозвался Речной Старец.

Они немного помолчали.

— И все-таки не понимаю, — задумчиво протянул Сатян. — При такой силе к чему тебе долгие разговоры. Для чего ты потратил на нас столько времени? Разве мало у тебя друзей-приятелей или просто купленных? Ты же нас мог размазать одним движение брови!

— Времени у меня мало, — ответил Теодор. — Но это не повод, чтобы тратить его на имитацию работы. Для меня главное — запустить машину, и если она эффективно работает, то не надо соваться во все дыры с руководящими указаниями. А насчет движения брови… Ну зачем мне тебя размазывать? Во-первых, в молодости мы помогали друг другу, а я не забываю это и ценю. Во-вторых, я тебе очень благодарен за то, что ты присматривал за моим племянником и доставил его к порогу родного дома целым и невредимым.

— Какого племянника? — вскинулся Сатян.

— Так ведь Михель — мой племянник, — пояснил Теодор и ласково потрепал меня по плечу.

Боль в ключице смазала торжественный момент. Что за ерунда? С каких это пор у меня появился дядюшка? Впрочем, о родне я ничего не знал или не помнил.

Пока Теодор рассказывал Сатяну, как долго он искал меня, как он сожалел, что мы разминулись буквально на минуты, и какая блестящая судьба была мне уготована, не удери я тогда с Параисо, в голове моей опять зазвенело, но сейчас это были фанфары. До меня дошло наконец, что с таким забойным дядюшкой мне и братья Хагены не страшны. Что мне братья, возликовал я, но тут мысли пошли кривыми путями, картины, рожденные воображением, были необычными, и я вообще перестал связно рассуждать. Просто сидел, тупо глядя перед собой. Между тем разговор между Сатяном и Теодором неожиданно перешел на другую тему, и я насторожился.

— А девушки, случайно, не твои дочки, — спросил Сатян. — Я имею в виду, генетические.

— Нет, я проверил исходный материал до восемнадцатого колена…

— Ну, со времен Расселения сколько архивов утеряно.

— Индексы в норме, это главное.

— Но зачем тебе… — слабый кивок в мою сторону.

— В нем все дело. Я хочу зафиксировать линию нашего рода. Причем, естественным путем, уже без вмешательства в геном. Если все пойдет нормально, у него будет девять жен.

— Я видел только пятерых. Ты думаешь, он справится с таким гаремом?