— Я искренне сожалею, сын мой. Но святая Обитель ничем не в состоянии помочь твоим исканиям.

Тут Ястреб позволил себе выпустить улыбку и на лицо:

— Позволь не согласиться, отец. То, о чем я говорю, хранится именно у вас. Может быть, конечно, об этом известно лишь немногим посвященным…

— Здесь нет ничего, во что я не был бы посвящен, — после секундного молчания ответил монах. — Тем более, если дело касается каких-го текстов, включая и древнейшие, и самые священные. Поэтому могу заявить с полной ответственностью: мы не обладаем формулами переосуществления.

И, не дожидаясь возражений, повторил — уточняя:

— Более не обладаем. И должен сказать: утратив их, каждый из нас испытал чувство облегчения, ибо слишком страшная мощь таилась в них, сила, каковую нельзя было доверять людям.

Подобного Ястреб не ожидал.

— Ты говоришь, отец, что эти тексты были у вас — и исчезли? Украдены? Значит, они сохранились после гибели Куранта пятьсот лет назад? Но ведь тогда должны были остаться хоть копии!

Библиотекарь покачал головой:

— Никаких текстов никогда не было. Это ложный слух.

— Но формулы были!

— Несомненно. Церковь не любит выбрасывать что-либо. Однако существовали они лишь в изустной передаче. В стенах Обители всегда был человек, знавший формулы на память. Живая запись, если угодно. Лишь чувствуя приближение конца, он брал ученика и в течение некоторого времени передавал ему сокровенное знание. Только в это время в Обители существовало два обладателя формул. А потом снова оставался один. Единственный. Так шло веками и тысячами лет. Так оно было еще и совсем недавно.

— Это же был громадный риск — без подстраховки…

— Известно: что знают двое — знают все. Даже если бы у них не возникло ни малейшего желания выдать тайну еще кому-нибудь, они не могли бы удержаться от желания поговорить о ней хотя бы друг с другом. Всякая тайна время от времени требует проветривания, ей начинает казаться, что она залежалась и плесневеет; а любой разговор может быть подслушан — при современном-то уровне электронной слежки…

— Ты неплохо разбираешься в этом, отец?

В глазах библиотекаря промелькнула улыбка:

— Прежде, в миру, я служил в Двойке…

«Вот оно что! — подумал Ястреб. — Ну, здравствуй, коллега!»

— Тогда тем более ты должен знать, — сказал он, — с одним человеком всегда что-нибудь может произойти…

— Посвященный — защищенный, так говорят у нас. Говорили…)тот человек — отшельник даже среди нас. Он давал обет молчания. Никогда не встречался ни с одним мирянином. И его келья проверялась ежедневно — ежедневно, понимаешь? Я сам проводил эту проверку, причем аппаратура была новейшая. А перед тем, как получить благословение на знание, он проходил через заочную проверку — до седьмого поколения.

— И все-таки что-то произошло?

— Увы. Мы лишь предполагаем, а Господь располагает. Все очень просто. Посвященный просто вышел на ежедневную прогулку, после которой, как всегда, уединился в нашей церкви и молился. Но оттуда не вернулся в свою келью, а поднялся на звонницу. Никто не мешал ему: наверху никого не было. Со звонницы он, ни на миг не задерживаясь, просто бросился вниз. Пятьдесят метров — и гранитные плиты внизу. Без причин. Без какого-либо мотива. Еще накануне он был совершенно здоров и в своем уме. Почему он покончил с собой — до сих пор никто из нас не понимает. Мгновенное помрачение ума? Именно с этой звонницы бросился вниз Курант — может быть, и это сыграло роль…

— В результате вы остались без формул?

— Да. И, как я уже сказал, мы испытываем облегчение.

— Вы — может быть, — пробормотал Ястреб. — Только не мир. Скажи, отец Исиэль, а эта ваша новостройка — к ней он не имел никакого отношения?

— Совершенно никакого. Я ведь сказал уже: он не соприкасался с миром. Если не считать участием его присутствие на встрече с человеком, ссудившим Обитель средствами на строительство.

Ястреб насторожился.

— Это был Смоляр, не так ли?

— Его благотворительность воистину не знает пределов.

— На каких условиях он кредитовал вас?

— Он не выдвигал никаких условий.

— Смоляр сталкивался с Посвященным лицом к лицу?

— М-м… Возможно, когда расходились, на миг возникла легкая сутолока. Но только на миг, гарантирую.

— Ты после этого бывал в келье?..

— Посвященного? Не раз. Ежедневно.

— После этой встречи там не возникло ничего нового?

— Разумеется, нет. Хотя, как ты понимаешь, я ведь не обыскивал келью. Пользовался лишь аппаратурой для обнаружения чужих систем.