— Ну и вкусы у нее! — оглядев с головы до ног Василия Полупалова, язвительно выговорила она ярко накрашенными губами.

Затем, подбоченившись, окинула оком окрестности.

— Ну и что это за свалка вокруг павильона? — отрывисто спросила она.

Далее влетело обслуге. Нервная привередливая Тамара заставила незримых тружеников убрать всю распадающуюся неодушевленку до последнего окурочка, а потом еще потребовала вынести из коробки во внешнее Зазеркалье стол и стулья.

Ничего! По новой отразите! А этой рухляди… — брезгливый взгляд в сторону истаявших табуреток и кухонного столика, — чтобы я здесь больше не видела!

В общем-то ничего плохого в распоряжениях Тамары Истриной не было. Добавь она во все это каплю юмора или добродушия — и бесцеремонность ее показалась бы очаровательной. Не желала добавить. Или просто не могла. За неимением.

Полупрозрачная колода карт повергла ее в остолбенение.

— Ну вы совсем уже вообще! Лень у соседей новую попросить? — И решительной мужской походкой — вся в коже, норка нараспашку — двинулась к ближайшему павильону.

— И как вам наше новое приобретение? — искательно проскулил над самым ухом дяди Семена незримый распорядитель. — Колоритна, правда?

Кажется, он уже и сам раскаивался в содеянном.

— Колоритна… — с непонятной интонацией отозвался ветеран, задумчиво глядя, как катаются под вороненой глянцевой кожей плаща, подобно двум ядрам, тяжелые ягодицы. — Ох, колоритна…

— Да? — жалобно, с надеждой переспросил распорядитель. — Ну я тогда в павильон… Сцену готовить.

Некоторое время все молча смотрели вслед Тамаре.

— Васенька, — негромко позвал Арчеда, поправляя очки. — Ты в прошлый раз говорил: культура чувствуется. Или мне послышалось?

Но Василий Полупалов и сам был озадачен не меньше других.

— В том ее отражении — чувствовалась, — недоуменно сказал он.

— А в этом почему-то нет.

— А кто она вообще по жизни? Кем работает?

— Тебе ж сказали: уволилась из какой-то фирмы. Два месяца назад. Где работает сейчас — не знаю.

— Я бы тоже уволился, — подал голос угрюмый Егор. — Разок бы в зеркало взглянул — и уволился.

— Ох, помяните мое слово, господа, — болезненно закряхтел Леонид Витальевич. — Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь.

— Да если бы карикатура! — мрачно заговорил опытный дядя Семен. — Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не-ет, это не карикатура, Леня, — это работа. Причем не самая плохая. Только что ж она ее так не любит, Тамару-то свою?.. Ох, бабы, бабы… Загадкой были, загадкой остались.

— Слушайте, а может, все просто? — встрепенулся Арчеда. — Она ведь ее до сих пор только на службе отражала! Знаете, как бывает? Дома — лапушка, а на службе — сволочь сволочью.

— М-м… дай Бог, если так… — промычал дядя Семен. — Может, ты и прав. Присмотрится, обтешется.

Персоналия Тамары Истриной шла уже с добычей обратно. Приблизившись, одарила развратной улыбкой — и сразу стало заметно, что один из передних зубов у нее кривоват, а другой нуждается в починке. Бросила на стол потрепанную, но явно свежеотраженную колоду карт.

— Хотели новенькую всучить, нераспечатанную, — презрительно сообщила она. — Нет уж, говорю, нераспечатанной сами играйте!

— Спасибо, — растерянно поблагодарил культурный Леонид Витальевич, но ответа не получил.

Отражение Истриной скрылось в павильоне, и там вскоре стало шумновато.

— Да нет, не так, не так!.. — слышался ее капризный, с хрипотцой голос. — В том-то и дело, что все должно быть тусклым! До того момента как я войду, все должно быть тусклым.

— Нет уж, позвольте решать это мне, — дребезжал в ответ распорядитель.

Мужчины посмотрели на карты, потом друг на друга.

— Кстати, — сказал Василий, — про Ирину ей говорить?

Призадумались.

— Нет. Ну ее к черту! — мрачно молвил дядя Семен. — Тут же сбежит…

— Может, оно и к лучшему…

Снова задумались.

— Как хотите, а распорядитель наш — придурок редкостный, — подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.

Егорка молчал.

А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишенного шторы окна, и ругались насчет пылинок. Затем наконец прозвучало:

— Полупанов, приготовиться!

Василий встал.

— Ну что, — произнес он без особой радости. — Пойдем ломать комедию. — Вздохнул и признался с горечью: — Не представляю, как с ней в паре работать!