Шрифт:
Все это не особенно способствовало моему отношению к Власову. Я уже тогда подозревал, что Оленька является агентом, а это в конце войны и подтвердилось. Правда, вероятно она пренебрегала своими заданиями, предпочитая приятную жизнь на Кибитц Вег.
После 1945 года я полулегально проживал в Мюнхене. В поисках комнаты для одного приятеля я обратился к посреднику на Принцрегентен штрассе, у которого были хорошие отношения с Жилищным учреждением. За вознаграждение, которое он, вероятно, делил со своим приятелем в этом учреждении, он успешно посредничал при подыскании квартир и отдельных комнат. Пока я сидел у него на первом этаже, я увидел через окно Оленьку, которую не встречал со времен Берлина. В сопровождении саженного американского солдата она переходила улицу. Это было мне крайне неприятно и я попросил посредника, чтобы он не выдавал моего присутствия в том случае, если женщина с американцем начнет справляться обо мне. Из предосторожности я перешел в другую комнату, откуда я мог слышать все, что происходило дальше.
Раздался звонок. Я услышал в коридоре голоса, и особенно взволнованный женский голос. Это была Оленька.
— Тут у вас Фрёлих? — спрашивала она маклера.
— Нет, я не знаю Фрёлиха, — ответил он.
— Ну, ну! Он же вошел в этот дом!
Маклер:
— Послушайте, в доме 5 этажей и в каждом этаже по три квартиры. Ко мне он не заходил.
— Всё же, — настаивала Оленька, входя в комнату вместе со своим спутником. — Он был здесь. И я должна вам сказать, что он настоящий прохвост. Мы должны его схватить и выдать Си-Ай-Эй.
— Почему же? — спросил ее маклер.
— Ну, как же! — возразила Оленька. — Он — человек из Гестапо. Он шпионил за Власовым и даже украл у генерала золотые часы…
Потом, указывая на своего спутника, она заявила:
— Посмотрите на этого человека. Я хочу выйти за него замуж. Он мне нужен, чтобы попасть в Соединенные Штаты. Ведь без помощи американца это весьма сложно и растягивается на долгий срок. Я выйду за него замуж, чтобы он взял меня с собой, а в Соединенных Штатах он мне больше не будет нужен. И вот что: Фрёлих, вероятно, где-нибудь здесь. Если он придет к вам, задержите его!
Маклер обещал, но спросил:
— Откуда вы все это знаете?
— Да, я все это хорошо знаю, — сказала она. — Я была в штабе Власова и знаю там всех. Я попала туда как советский агент и могла следить за всем.
Через некоторое время они ушли. Я вышел из своего укрытия, усердно поблагодарил маклера, смотря в окно, убедился, что Оленька со своим спутником исчезли, и покинул этот дом.
Прошли месяцы, и я получил сообщение, что Оленька появилась в Соединенных Штатах и работает на Толстовской ферме. Благодаря американцу, который на ней женился, она попала в Америку, куда она была направлена как советский агент. Само собой разумеется, я счел своим долгом положить конец присутствию Оленьки на Толстовской ферме. Ведь и там она, конечно, продолжала свою шпионскую деятельность. Один из моих друзей написал по этому поводу по нужному адресу.
Совсем по-другому нужно рассматривать случай с кухаркой генерала Власова, Марией Игнатьевной Вороновой, которая вместе с ним попала в плен на Волховском фронте. Немцы ее выпустили, когда Власов встретился с генералом Линдеманом. Затем Воронова исчезла. Власов часто справлялся о ней и хотел иметь ее при себе. У советских генералов бывало много сотрудниц женщин — секретарш, докторов или, как в данном случае, кухарки.
Летом 1944 года, когда я полетел в Ригу, чтобы эвакуировать мою фирму, г-жа Воронова неожиданно появилась в моем кабинете. По ее словам, она случайно узнала, что я нахожусь в Риге. И поскольку она также знает, что я имею отношение к Власову, то высказала пожелание переехать в Берлин. Я выхлопотал ей нужные документы и взял ее под предлогом как служащую своей фирмы на большой пароход «Монте Роза», вывозивший гражданских беженцев из Прибалтики. Сухопутная связь с Германией тогда уже была прервана. Воронова в первый раз ехала в Германию. Во время переезда она лежала в своей каюте и читала криминальные романы.
В Берлине-Далеме встреча была восторженной. Объятия, поцелуи и водка лились во-всю. В первый же вечер Воронова созналась генералу, что была послана партизанами с приказом отравить его. Это признание вызвало новую пьянку, которая продолжалась до раннего утра.
После этого она приступила к своим обязанностям кухарки Власова и взялась за уход за ним. Ей было лет 30 и выглядела она симпатично, была кокетлива, готова к романтическим авантюрам и могла поглощать невероятные порции водки, но между прочим была и хорошей кухаркой. Хотя Власов по старой русской традиции обращался с ней как с прислугой, она могла сильно влиять на него. У нее был верный инстинкт на людей, и генерал совещался с ней при оценке людей и зачастую следовал ее советам. К тому же она его не отравила!
Конец ее был типичным. Когда Власовский штаб переехал в Карлсбад, Воронова осталась в Берлине, завязала дружбу с одним из шоферов штаба, за которого потом вышла замуж и вместе с ним ограбила нашу далемскую и еще несколько соседних вилл. Все украденное они погрузили на машину марки Хорх, работавшую на древесном угле, которую штаб бросил. Они поехали навстречу советскому фронту в твердой уверенности, что в Советском Союзе им ничего не угрожает, поскольку они оба утверждали, что выполняли обязанности агентов. Такого рода наивность, очевидно, была наказана: о них я никогда больше ничего не слышал.
Возможно, что были и другие попытки убрать Власова с дороги. При наличии наших мер предосторожности это было совсем нелегко. На Кибитц Вег его охрану внутри и снаружи дома обеспечивали русские часовые, а при поездках Власова его всегда сопровождали адъютант и я. В машине он обычно сидел рядом с шофером, а я сидел позади, почти всегда имея револьвер со спущенным предохранителем, так как даже при немецких проверках нельзя было наверняка знать — имеешь ли дело с настоящими полевыми жандармами или под них замаскированными.