— Да. — Мне было очень сложно сохранить самообладание в его присутствии. — Этот сад похож на сон. Фонтаны, статуя, ступеньки, усыпанные цветами…

— Мы называем его «садом Персефоны», — сказал Пол медленно.

Я не могла понять, почему он так пристально смотрит на меня. Может быть, это только кажется из-за повязки? Не выдержав, я отвела глаза.

— Персефоны? Это ее похитил Аид и забрал в подземное царство?

— Да. Вы помните эту легенду? Мать Персефоны Деметра потребовала, чтобы он возвратил дочь, но Персефона полюбила Аида и родила ему детей. Тогда Деметра обратилась к Зевсу, и он повелел: отныне Персефона должна полгода жить с матерью на земле и полгода — в царстве Аида. Поэтому на полгода земля погружается в холод, ведь Деметра, богиня плодородия, тоскует о дочери. Каждую весну Персефона возвращается на землю, и природа пробуждается. Это наш сад весны. Он поблекнет, когда наступит летний зной, но сейчас он — само совершенство.

Я смотрела на сверкающие струйки фонтана, на цветы и зеленые деревья. Здесь было так тихо и спокойно. Я чувствовала себя Персефоной, очутившейся в мире света и красок после мрачной зимы. Но, бросив взгляд на Пола, вновь вернулась к печальным мыслям об Алексисе.

— Это ваш отец создал этот сад? — спросила я.

— Нет. — Он замолчал на мгновение и продолжил: — Это была идея матери Алексиса. Но она умерла до того, как воплотила свою мечту. Видите, ступеньки обрываются, а дальше лежат только камни.

— Значит, к воде подойти невозможно?

— Почему же нет. Там есть ступеньки, выдолбленные в скале, но они крутые и скользкие. Это опасно. Поэтому мы ходим купаться дальше по берегу. Для этого на вилле есть специальный лифт.

— Лифт? — Это звучало как-то нелепо. Ну конечно, я и забыла, что Карвеллис — богатый человек, почти миллионер. Он может позволить себе все.

— Пойдемте пить чай, — повторил Пол.

— Да, конечно. — Я протянула руку Ники. Он сидел неподвижно на верхней ступеньке, наблюдая за морем. Локти упирались в колени, а подбородок лежал на маленьких кулачках. Такая маленькая и трогательная фигурка.

— Пошли!

Он вприпрыжку побежал впереди нас по тропинке.

Посмотрев на него, Пол заметил:

— Он очень похож на Алексиса.

— Я тоже так думаю.

— Все обожали его, особенно отец. Он был любимчиком. Такой симпатичный и приятный.

Эти слова разозлили меня. Зачем петь хвалебные оды умершим?

Я резко сказала:

— Жаль, что ваш отец не умеет понимать и прощать! Если он любил вашего брата, зачем он сделал его несчастным? Алексис так переживал, когда его родственники не приехали на свадьбу!

В порыве гнева я не отдавала себе отчета в том, что остановилась. Мы стояли напротив друг друга среди кипарисов. Из-за густой тени я не могла разглядеть выражение лица Пола, но его голос звучал холодно:

— Теперь мой отец хочет как-то компенсировать го, что произошло тогда. Разве не поэтому вы приехали сюда?

Я быстро остыла.

— Думаю, что да, — вздохнула я. — Мне обидно за Алексиса, не за себя. Он никогда не злился, но очень переживал. А сюда я приехала только ради Ники.

— И ради себя, конечно! — Он говорил вызывающе. — Мой отец даст вам денег. Ведь именно это вам и нужно! — Я чувствовала, как его взгляд скользит по мне: дешевое хлопковое платье, сандалии — все говорило о том, что мне не хватает денег. — Чего вы еще хотите?

— Ваш отец предлагал мне помощь после смерти Алексиса. Как вы знаете, я отказалась.

Помолчав, Пол продолжил:

— Я не знал. Вы хотите сказать, что не получили от отца ничего?

— Я не хочу, чтобы он или кто-либо из вашей семьи давал мне что-то.

— Но… — Он замолчал.

Я повернулась и пошла вперед. Он последовал за мной.

— У вас семья, родители? С кем вы живете?

— Мои родители умерли. Мы живем с Ники. Мы справляемся. Справлялись, по крайней мере. Потом — этой зимой — Ники заболел. У него был бронхит, и врач посоветовал мне увезти его из Ливерпуля куда-нибудь на юг. Когда я вдруг получила письмо от вашего отца, я была рада принять его предложение приехать на Меленус, поближе к солнцу. Вот почему я здесь.

— Звучит так, будто вы здесь только ради Ники. — Теперь его голос звучал гораздо более нежно. Мне опять показалось, что я его где-то слышала. — Зачем вы так себя настраиваете, Стейси? Если в прошлом мы и сделали какие-то ошибки, то теперь я хочу, чтобы вы поняли одно. Мы — семья Алексиса, и мы тоже любили его.

Я не могла говорить. В горле у меня стоял комок, я боялась дать волю чувствам и расплакаться. Я не могла понять, что со мной происходит. Наверное, я просто слишком устала.