Сейчас ловушек вроде меньше, искусство их изготовления утрачено, но все равно нет-нет, а кто-нибудь нарвется.

Сашка с Риной двинулись следом за Кузепычем, наступая строго в его следы.

Кузепыч обернулся и критически посмотрел на их ноги.

– Некоторые вообще зайчиком прыгают, – непонятно заметил он.

Рина вежливо улыбнулась, оценив попытку Кузепыча пошутить.

Внутри точка «Запад» выглядела скорее по-деловому, совсем не романтично. Единственное помещение с денниками на двух пегов, несколькими раскладушками и железной печкой-буржуйкой, возле которой валялось с десяток поленьев. В углу помещался большой армейский ящик. Кузепыч отщелкнул два замка и открыл его. Обнаружились саперная лопатка, нож, шнеппер с запасом пнуфов, сухое горючее, спички, десяток банок консервов и заряженная нерпь.

В центре ящика лежал не очень большой, с два кулака, камень, похожий на кусок угля. Даня потянулся к нему. Клешня Кузепыча сомкнулась на его запястье. Даня безнадежно дернулся. Рука была в тисках. На коротких пальцах Кузепыча грозно синели буквы слова «КУЛАК».

– Ай, мне больно!

– На тебя муха сядет – тебе уже больно!.. Выносить запрещено! Только по особому распоряжению Кавалерии!

– А почему нельзя? – растирая запястье, жалобно спросил Даня.

– Закладка охраняет точку «Запад». Пока она здесь, ведьмари, грустный пень, не сунутся! Четыре пункта, и в каждом уникальная закладка. Ни одной повторяющейся! Если на карте четыре точки между собой соединишь – получится, елы-палы, квадрат.

В голосе Кузепыча прозвучали почти детское удивление и радость. Особая радость, кузепычевская, ворчливых оттенков. Он словно говорил: «То есть я, конечно, доволен, но все равно ворчать не перестану, чтобы как-нибудь кто-нибудь не воспользовался моей радостью и не вышло бы какого непорядка».

– А какие у нее свойства? – спросил Сашка.

– У нее их много. Главное, что это очень сильная закладка. Одна из четырех, охраняющих Москву. Вытащили ее первошныры. Ни одному из современных шныров с двушки ее не доставить, хоть бы он и откопал ее каким-то случаем. Силенки не те… Ну а самые интересные возможности такие, например: она может вскрывать замки, стены, кладку, все, что угодно, а потом восстанавливать их за собой.

Макар моргнул.

– То есть как? Можно просунуть закладку в банкомат, взять пачку денег и вытащить руку обратно? – спросил он быстро.

– Ну ты, паря, жук! – хмыкнул Кузепыч. – А как ты деньги будешь брать? Если выпустишь закладку, она так и останется в банкомате, и твоя рука, веселый пень, тоже…

– А другие свойства? – спросила Рина.

– Что «другие»?

– Вы сказали «у нее их много»?

– А… – Кузепыч, вспоминая, наморщил складки кожи на лбу. – Это ж «Лебедь»? Ага! Значит, это она убеждает! А то вечно я путаю!

– В чем убеждает?

Кузепыч предостерегающе покосился на Даню, точно намекал, что повторять за ним не стоит, и опустил на закладку свою тяжелую лапень. Другую лапень сунул в бездонный карман и загреб десятка полтора монет.

– Мелочь очень вкусная! В ней навалом витаминов и этих… минералов, грустный пень! – пропыхтел Кузепыч.

Сашка посмотрел на монеты на ладони Кузепыча (три из них были совсем новые, а другие довольно захватанного вида), и ему внезапно до боли захотелось отведать свежей монетки. Сашка понял, что ничего не ел с утра. Он буквально чувствовал, с каким наслаждением будет ее глотать. А ведь еще и минералы! И витамины!

Сашка протянул пальцы к новым монетам, но его опередили. Макар уже набивал себе монетами рот. Кирилла, который пытался помешать ему, он боднул лбом в грудь так, что Рина услышала костяной отзвук. Пришлось Кириллу ограничиться пятью рублями, которые он сунул за щеку.

Кузепыч убрал лапищу с закладки.

– Отбой глотать мою мелочь! Зарплаты еще не было, грустный пень! – заявил он.

Кирилл выплюнул себе на ладонь пять рублей и разглядывал их с тупым ужасом, пытаясь понять, какая сила заставила его сунуть эту дрянь в рот. На монете блестела слюна с примесью шоколада. Кирюша вечно носил в кармане конфетки.

Макар икнул.

– А я две свои уже проглотил! – сказал он.

Кузепыч ухмыльнулся.

– Ну оставь себе!.. А то тут некоторые распускают слухи, что я никогда ничего никому не дарил! Все, новички! Собираемся! Точки «Юг», «Север» и «Восток» покажу в январе, а то пробки дикие. Все за покупками выкатились.

Возле метро Рина попросила Кузепыча притормозить и выскочила вместе с Сашкой.

– Мы Улу обещали Родиона навестить! – пояснила она.

Последние десять дней Родион лежал в Склифе, где у Кавалерии был знакомый врач из бывших шныров, ушедший еще до первого нырка. Нога у Родиона заживала плохо. Был передавлен нерв, и Родион говорил, что не чувствует большого пальца. Колешь иголкой – и ничего. Сам он относился к этому с иронией, как настоящий шныр. Однако Кавалерия с Суповной его иронии не разделяли, и Родион был сослан в Склиф на долечивание.