Появление еще одной гиелы привело Уточкина в ужас. Вжатый лицом в снег, он дико завопил.

– Скажу, скажу!.. Уберите его!

Рина хотела стащить Гавра с фельдшера, но Гамов удержал ее.

– Погоди!.. Вначале ответьте: за кем вы следили? За мной или за ними?

– Меня послали искать девушку, которая сбила с седла берсерка!.. Он видел у нее… А-а! Уберите его!

– Искать Яру, что ли? – неосторожно выпалила Рина и, спохватившись, зажала себе рот рукой.

К счастью, Уточкин не расслышал. Он ворочался на земле и, вжимая в снег щеку, испуганно верещал:

– Это мерзкое животное меня лижет! У меня рана на лице! Может попасть слюна!

– Где там рана? Пара царапин! Хотя да, если попадет… – протянул Гамов, предвкушая подобный исход.

Все же Рина поймала Гавра за ухо и, стыдя, стянула с Уточкина. Фельдшер сидел в снегу и тупо смотрел на девушку, которая за ухо оттаскивает виновато рычащую гиелу.

– Зачем она вам? – спросил Сашка.

– Кто?

– Та, которая протаранила берсерка?

Глазки у Уточкина заметались. Губы попытались улыбнуться.

– Мне холодно! Надо согреться!

Рука фельдшера скользнула в карман желтоватой дубленки. Не исключая, что там окажется заряженный шнеппер, Гамов вскинул арбалет. Однако Уточкин предпочитал менее кровожадное оружие. Он извлек плоскую бутылочку и присосался.

– Так зачем вам девушка? – повторил Гамов, когда тот оторвал бутылочку от губ.

Уточкин вытер горлышко рукавом и предложил Гамову. Тот мотнул головой.

– И правильно! К чему тебе эта отрава? Я сам вот допью и брошу, – одобрил Уточкин. – Видишь ли… не каждый день у нас убивают опытных берсерков. Начальству… кгхм… интересно, как такое могло произойти. Вдруг у шныров появился профессиональный боец? А тут какая-то девчонка…

– А что он у нее видел? – перебила Рина.

– У кого?

– Вы начали говорить: «Он видел у нее…»?

– Не помню… Возможно, арбалет! Или закладку, – торопливо пробормотал Уточкин.

Он вновь попытался присосаться к утешающему горлышку, но так и не сделал этого.

Бутылочка выскользнула из разжавшихся пальцев. Опустив голову, фельдшер взглянул вниз. По его мягкому, вызывающему доверие лицу разлилось недоумение. Он сунул руку под дубленку и испуганно стал ощупывать живот. Покачнулся, схватился за Гамова и с перекошенным ртом осел в сугроб.

– Это конец! – прохрипел он. – Будьте вы прокляты! Чтобы вы сгнили живыми… чтобы…

– Может, хватит дурака валять? – раздраженно спросил Сашка.

Уточкин не слушал. Осыпал их проклятиями и раскачивался на четвереньках, бодая лбом снег и издавая звуки, какие бывают при рвоте. Сашка недоверчиво разглядывал его, пока не увидел на снегу кровь. Подхватив Уточкина под мышки, он попытался помочь ему сесть. Уточкин вырвался и вновь перевернулся на живот, согнув колени.

– Он прикончил меня из-за вас, – выкашлял фельдшер.

– Кто?

– Мой опекун… Побоялся, что проболтаюсь. Я не рассказал бы, но теперь… Будь он проклят! Будьте вы все прокляты!

Уточкин резко наклонился вперед.

– Вас надо в больницу!

Дряблое лицо Уточкина исказила ненавидящая ухмылка – внезапная и особенно страшная, потому что все зубы были в крови.

– Думаешь, я не знаю, какой диагноз мне там поставят? Внутреннее кровотечение! Спишут все на язву, жалкие бездари… Вскрытие тоже покажет язву! Что они понимают в эльбах? Да вы и не довезете меня… Через четверть часа я буду мертв.

– Мне очень жаль, – сказал Гамов.

Уточкин вытирал рот снегом. Кровь шла не переставая.

– Что толку мне в твоей жалости, щенок? Сдохни вместо меня – и тогда я поверю, что тебе жаль! – взвизгнул он.

Рина присела рядом на корточки.

– Что вы здесь делали? – спросила она тихо.

Уточкин вскинул голову, уставился на нее и, решившись, отбросил алый снег.

– Я же сказал: меня послали найти девушку. Но тебя не это должно волновать.

Рина насторожилась. Что-то подсказало ей, что сейчас Уточкин не врет.

– А что меня должно волновать?

– Ну слушай!.. Я не смогу назвать ни одного имени! Иначе он не даст мне договорить… Была молодая женщина… ее дочь подсела на псиос и ушла к… в один из фортов. Девчонку сделали инкубатором… Мать тосковала, на человека не была похожа… Глотала какие попало таблетки и запивала лекарствами! Волосы лезли из нее клочьями, как из старой шубы.

Пальцы фельдшера предостерегающе стиснули Рине запястье. Это было напоминание, чтобы она не вздумала спрашивать имен.