Павлику захотелось посмотреть на «Альбатрос» издалека. Сейнер он нашел в той стороне, куда устремлялась белая полоса течения. «Альбатрос» был похож на чайку, мирно дремлющую на голубом сверкающем шелку моря…

Впереди баркаса раздался шумный всплеск. На воде закачалось несколько желтых пробок, от которых во все стороны расходились мелкие круги. Флажка почему-то не было видно.

— Как же вы без флажка потом найдете? — спросил мальчуган у Лобогрея.

— Почему без флажка? Флажок на месте, — ответил рыбак. Он объяснил, что флажок поднимется над водой лишь после того, как «кошка» зацепится за грунт, а течение натянет капроновую шворку, идущую к буйку.

Брага возвышался на баке, широко расставив короткие ноги. Гундера пропускал между пальцами синий жгут сетей, который тянулся к боцману. А из рук Враги, точно трассирующие пули, вылетали желтые круглячки поплавков и устремлялись в глубину. Грузила гулко тараторили по форштевню баркаса. Снасть была связана из таких петель, сквозь которые можно было свободно просунуть голову. Баркас шел кормой вперед, гонимый веслами рыбаков и стремительным течением. Боцман изредка покрикивал на гребцов, чтобы не юлили из стороны в сторону.

Камбальные сети высыпали быстро. Брага бросил за борт вторую «кошку», потом буек. Гребцы налегли на весла, перегоняя баркас в другое место. «Альбатрос», словно конвой, следовал позади. Боцман и Гундера поменялись местами. Теперь Брага хлопотал над корзиной с крючьями, а рыбак стоял на баке, перебирая руками шворку, с которой свисали наживленные крючья.

Солнце еще не коснулось горизонта, когда в воду плюхнулась последняя «кошка». Лобогрей снял весла и принялся размахивать ими, подзывая сейнер.

Рыбаки сперва побросали на «Альбатрос» пустые корзины, потом перебрались сами. Павлик пошел по палубе и возле камбуза столкнулся с Мыркиным. По тому, как весело напевал радист, Павлик догадался, что тот чему-то очень рад.

Из двери камбуза выставил голову Митрофан Ильич.

— Чему радуешься? — спросил кок.

— Хорошей рыбе! — ответил радист бойко и шлепнул Павлика ладошкой по спине. — Ну, малец, с завтрашнего дня наши делишки веселей пойдут!

За ужином, когда рыбаки собрались на корме «Альбатроса», Мыркин громко сказал:

— Есть прелестная новость, братцы!

Рыбаки, как по уговору, дружно посмотрели на него.

Мыркин выжидательно молчал, чтобы больше распалить их любопытство.

— Да говори же! — не утерпел Лобогрей.

— Рыба пошла! — взмахнул рукой радист.

Тягун, сдирая с картофелины «мундир», хмуро буркнул:

— Она давно идет, да толку с того мало.

— На сей раз не такая! — Мыркин сел рядом с Павликом на ящик и взял из кастрюли картофелину. Глыбин, сидевший напротив, исподлобья взглянул на радиста, но ничего не сказал.

— Откуда у тебя такие сверхбыстрые сведения? — усмехнулся Печерица.

— Мартын на хвосте принес! — съехидничал боцман.

— Чудаки! Вот народец! — пожал плечами радист. — Я кем для вас являюсь?

— Двоюродный плетень моему забору, — шуткой ответил Лобогрей и добавил: — Ну ладно, не тяни! Знаем, кто: радист.

— То-то! — Мыркин обернулся к Браге. — А ты про какие-то летающие хвосты…

Глыбин опять пристально поглядел на сияющего радиста.

— Хватит умничать, — наконец произнес он. — Радиограмму получил, что ли?

— Так точно, словесную радиограмму! Только что с промыслом сеанс имел. Радистка говорит: такой рыбехи давненько не появлялось! Кишмя кишит!

— В каком месте?

— В аккурат на траверзе [13] Гнездиловского светильника!

Глыбин бросил в рот очищенную картофелину, спросил:

— Так и сказала — по маяку?

— Да. В миле от берега.

Глыбин оживился. Рыбаки тоже повеселели. Сообщение радиста отдало бригаду освежающим бризом.

— Не узнавал, кому еще растрезвонила? — через небольшую паузу опять спросил кэп-бриг.

— Интересовался. Говорит: никого больше дозваться не смогла. Рация у дивчины маломощная, дальше трех-четырех миль духу не хватает. Я пообещал завтра начальника экспедиции уведомить. А то в тех местах тоже не густо с рыбой. «Меркурий» жалуется — солнечные ванны надоели.

Ответ радиста пришелся явно не по душе кэп-бригу. Он нахмурился.