Шрифт:
— Хотел просить об этом… Вот не пускает меня добрая сиделка… встретить жену… Надеюсь, ее узнаете по портретам…
— Полагаю.
— Так вы предупредите ее, что я похудел… чтобы не взволновалась… Должно быть, она цветущая красавица… а я…
Неволин закашлялся и, когда припадок кашля прошел, раздражительно сказал сиделке:
— Я просил вас шоколада… Мне хочется чашку шоколада… А мне не дают… Дайте же мне поскорее!
Еще бы не узнать по портретам этой необыкновенно привлекательной маленькой женщины, с большими усталыми глазами и роскошными, отливавшими золотом волосами под соломенной шляпой.
Действительно, в этом строгом, тоскливом и красивом лице было что-то, напоминающее мадонну.
Как только ее стройная, красивая фигура в светлой юбке и темной жакетке, открывавшей блузку и регат поверх свежего воротника, торопливо вышла из вагона, как к ней подошел Ракитин и изысканно-почтительно проговорил:
— Ракитин!
В одной руке молодой женщины был небольшой чемоданчик, в другой — зонтик.
Она сдержанно и серьезно наклонила голову и спросила:
— Муж жив?
— Еще жив.
— Кажется, пансион близко?
— Да. Позвольте вам показать дорогу…
— Пожалуйста.
— Дайте мне квитанцию от багажа.
— Не беспокойтесь.
И молодая женщина отдала квитанцию сторожу и попросила его принести багаж в пансион Шварца, и пошла рядом с Ракитиным.
И ни полслова. Только «жив ли?».
«Что это за женщина?» — думал Ракитин, украдкой любуясь ею. И серьезно сказал:
— Муж о моей телеграмме не знает… Он так волновался, так нетерпеливо ждал вас, что я решился известить вас о положении мужа.
— Благодарю за телеграмму. Я знала об его положении.
И опять продолжала идти молча.
— Валерий Николаич просил предупредить вас, что он очень похудел. Он хотел подняться с постели, чтобы встретить вас, и не мог… И все-таки верит, что будет жить.
Выражение чего-то мучительно скорбного залегло в глазах молодой женщины. Лицо ее стало строже и, казалось, непроницаемее.
Неволина опять молчала. И только пошла скорее.
Ракитин догадался не мучить женщину своими сообщениями.
Он обиженно замолчал. И, стараясь скрыть одышку от скорой ходьбы, едва поспевал за молодой женщиной.
«Не спешила к мужу из Петербурга, а теперь торопится!» — думал Ракитин, недовольный, что программа его изучения интересной женщины с первого же начала не исполняется, «И знает ли эта барыня, что я писатель? Читала ли меня?» — спрашивал себя Ракитин, раздраженный этой почти резкой сдержанностью молодой женщины с ним.
— Вот сюда, в сад, Елена Александровна! — проговорил он довольно сдержанно.
В саду было много пансионеров. Все знали, конечно, что приехала жена умирающего. И многие дамы взглянули на молодую женщину, еще более возмущенные ее красотой, изяществом и видом далеко не приниженной кающейся женщины.
Пожилая толстая англичанка, бесцеремонно рассматривавшая Елену Александровну в лорнет, пришла в ужас. Худая девица из Гамбурга шепнула хорошенькой пасторше с недоумевающими глазами, что русская дама просто нахалка.
— Но все-таки, надо сказать, бог ее наградил красотой! Не правда ли, фру? — проговорил пастор, обращаясь к жене.
— Я с тобою согласна, мой друг.
— Но тем не менее она не может быть хорошей. Так долго не ехать к мужу… Не так ли, фру?
— О, конечно! Как можно оставлять мужа, да еще больного.
— Ты хорошая женщина, фру. О, ты великолепная женщина, фру! И ты гораздо красивее этой дамы, фру! Я правду говорю!
— Ты слишком добр ко мне, Аксель!
Французов русская дама обворожила. С загоревшимися глазами они жадно ее рассматривали и потом зашептали, что она сложена восхитительно и что такая женщина не может не иметь любовника.
А молодой англичанин замер от восторженного удивления и, краснея, как пион, мог только протянуть:
— О-о-о!
И в то же мгновение подумал, что должен быть представлен русской леди.
После смерти ее мужа он объявит, что с первого мгновения, как увидал ее, решил ей предложить быть женой англичанина и лорда. Чек на двадцать тысяч фунтов немедленно после согласия и после брака такая же сумма по договору в ее распоряжении.
Эта внезапная мысль овладела молодым красавцем англичанином. Он не спускал восторженных глаз с проходившей молодой женщины и дал себе слово добиться ее согласия, если не здесь, то в Петербурге, куда он немедленно поедет вслед за ней… И будет ждать хоть три-четыре года.