— Бог ты мой! — ахнул Камов. — Артиллерия!

— То-то и оно! — кивнул Сбродов. — Это наступающие из винтовочек балуются. А пойдут казаки — и мигом попадут под орудия.

— Так что же делать? — спросил атаман.

— Да ничего не делать. Обороняться, — спокойно отрезал Сбродов и зашагал дальше вдоль цепи.

На высотке, которая господствовала над местностью, лежали за пулеметом два казака. Сбродов подошел и присел на корточки. Камов опустился рядом.

— Гляди, Иван Герасимович, — показывал Сбродов рукой. — Наш «максим» может вести отсюда прицельный огонь в достаточно широком секторе. Наступающим деваться некуда: редкие кустарники да холмики им не укрытие. Узнаю тактику красных: посылать людей на прорыв без прикрытия, на авось…

— А смысл? — спросил Камов.

— Смысл в страхе, в вашемстрахе, атаман, — уточнил полковник. — Хотя им давно следовало понять, что перед ними не оборванцы им сродни, а боеспособные казачьи части, к тому же имеющие немалый фронтовой опыт. К тому же человек у них ни за что — так себе, пушечное мясо. Удивляюсь, как это они все еще не взялись за вас всерьез. Ведь у них есть вполне боеспособные войска. И с командирами им повезло больше, чем нам, — Сбродов грустно улыбнулся, помолчал секунду-другую, но взял себя в руки и продолжал:

— Так вот, бишь, я о чем. Смотрите, станичники. Видите справа речушку?

— Как же, видим, ваше высокоблагородие. Злобка имя ей, — ответил пулеметчик. — По весне шибко норовистая потому как…

— А слева во-о-н там, — показал Сбродов, — дубовый колочек видите?

— И его видим.

— Так вот, сектор обстрела вашего пулемета — от Злобки вашей до тех дубков. Как красные подойдут метров на двести-триста — стреляйте!

— Понятно, ваше высокоблагородие, — кивнул казак.

Сбродов лег рядом с пулеметчиком, выверил прицел.

— Прекрасно, — поднялся он. — Идем, Иван Герасимович, посмотрим за фланговым пулеметом. Его используем для кинжального огня.

Они пошагали дальше и вскоре подошли к еще одному пулемету, хорошо замаскированному под навалом веток.

— Стрелять начнешь, только когда услышишь центральный пулемет, — наставлял Сбродов пулеметчика, молодого казака. — Красные будут к тебе флангом. Вот тогда и откроешь кинжальный огонь.

— Какой? — удивился пулеметчик.

— В боях давно? — спросил Сбродов.

— Месяца ищо нет, — ответил казак, — но уже стрелял не раз и в разведку ходил!.. — паренек начал приободряться, глядя на атамана, делающего ему знаки.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Сбродов. — Кинжальный огонь — это стрельба, например, из пулеметов, открываемая внезапно, с близких расстояний и в одном направлении. Ведется, как правило, во фланг наступающему противнику, причем с предельным напряжением.

— Это как? — опять не понял казак.

— Это значит, проще говоря, что ты должен всеми силами души ненавидеть врага и каждую пулю посылать точно в цель, — Сбродов рассмеялся и потрепал парнишку по плечу. — Не боишься?

— Еще чего! — опять поднял нос пулеметчик.

— Верю, верю, — поддакнул Сбродов, и они с Камовым зашагали обратно. — Теперь можно и в твой «блиндаж», Иван Герасимович. Артиллерию противник пока не введет: мы очень удачно рассредоточены.

Блиндажом Камов называл наскоро наваленный шалаш в низкорослом, но густом дубняке. У шалаша стояли две караульных. Они отдали честь и вытянулись при виде подходящих Камова и полковника.

— Летов, где Грабин? — спросил атаман караульного.

— На позициях, ваше высокоблагородие, — ответил казак. Камов вернулся с германской полковником и до сих пор носил казачью форму амурского войска. Она не отличалась от формы забайкальцев: те же темно-зеленые мундиры, желтые лампасы, темно-зеленые фуражки с желтым околышем. Только погоны амурцы носили зеленые, в отличие от желтых забайкальских. На голове у Камова покоилась хорошо посаженная черная барашковая папаха.

— Скажи ему, пусть посмотрит пока, — Камов ткнул рукой в сторону занявших оборону казаков. — Мы с господином полковником обсудим кое-что.

— Есть! — козырнул казак и бегом пустился на левый фланг, где, как он знал, находился герой Усть-Балыка подъесаул Грабин.

Они вошли в шалаш. Сбродов пошутил:

— Хорош у тебя блиндаж, Иван Герасимович!

— Блиндажи в германскую копали — прочные, основательные. Сейчас, сам знаешь, война маневренная. Что мне его копать, когда я сегодня здесь, а завтра, — Камов призадумался и закончил: — А завтра, положим, в Благовещенске…