— Какая разница, как говорить—по-русски или по-сартянски, — возразил один, постарше с виду. — Хлеб-то и сарты, и русские жрут один и тот же.

— Как зовут?
– спросил Сергей, радуясь, что парень за словом в карман не лезет.

— Егором величают, — ответил он и прибавил: — Саврасовым...

— А меня Васильком, — мгновенно ответил второй. — Я что... Я помощник Егоркин. Куды он, туды и я. Что он скажет, то я делаю. Так что, если я спонадоблюсь тебе, ты к нему обращайся.

— Оба вы теперь будете мне подчиняться, — строже выговорил Сергей. — Насколько мне известно, кузнечите оба?

— Кузнечим, — отозвался Егор. — Тяпки, лопаты, кирки... Делов много.

— А как насчет литья? Железо не варите?

— Не приходилось покеда. Хозяин доставляет нам листовое железо. Кроим, обжигаем.

— А сабли там или ножи приходилось изготовлять?

— А как же! — удивленно воскликнул Василек. — На саблях я токмо и хлеб свой зарабатываю.

— Литейщики в первую очередь мне нужны, те, которые вагранку хорошо знают, — удрученно сказал Сергей, и, увидев, как сникли кузнецы, тотчас взбодрил:

— Но и кузнецам особый почет. Кому же холодное оружие печь, как не им!

Все это время, пока русские говорили между собой, визирь и сановники стояли в сторонке, вели свою беседу. И прервали ее, когда Сергей заговорил громко по-татарски:

— Мехтер-ака, ну так значит, пусть сегодня же едут в Чарбаг.

— Сегодня, сегодня, — торопливо согласился Юсуф мехтер. — Прямо сейчас. У нас есть люди, которые проводят рабов в положенное место.

— Ну ладно, кузнецы, вечерком встретимся. Это недалеко. На большом канале...

Визирь со свитой направились к воротам. Все сели на коней и вновь поехали по пыльным улочкам Хивы, останавливаясь то у одного, то у другого двора, но не въезжая внутрь. Один из сановников, не слезая с седла, стучал черенком камчи в ворота, выходили слуги, вызывали хозяев. Следовал приказ: «Доставить немедленно всех русских рабов в Чарбаг», и кавалькада следовала дальше.

Часа через два остановились на подворье Юсуфа-мехтера. Его поместье занимало огромную зеленую низину вдоль канала Палван-ата. Отсюда вытекали два полноводных арыка — Чингири и Ингриин, снабжавшие жителей Хивы питьевой и поливной водой. Первый орошал северо-западную часть города, второй — юго-восточную. Водоводы делились на более мелкие арыки. Въезжая во двор визиря, Сергей догадался, что род Юсуф-мехтера, наверняка, один из древнейших, иначе бы поместье его не занимало столь благодатное место. Да и постройки тут были каменные и испещренные древними письменами. Только хозяйственный двор состоял из мазанок и навесов, построенных на скорую руку. У Юсуф-мехтера тоже было несколько русских рабов, но, в основном, всей черной работой занимались пленные персы.

Группа благообразных молодых людей встречала визиря у входа в дом, на айване. Юноши играли в шахматы, и появление Юсуф-мехтера подняло их с ковра, от шахматной доски, и заставило поклониться. Визирь, отвечая на поклоны едва заметным кивком, пояснил:

— Это мой сын Якуб со своими друзьями. Все они учатся в медресе. Это будущие столпы нашего государства.

— Салам алейкум, господа хорошие, — приветствовал их Сергей, по забывчивости поднеся к виску руку,

Юноша в желтом шелковом халате и белых сапожках, бледнолицый, с едва пробивающейся бородкой, с отвращением скользнул по лицу пушкаря;

— Отец, ты мне говорил, что твой топчи — из татар!

— Да, сын мой, ты можешь говорить с ним, не боясь осквернить себя.

— Ух, ты, чистоплюй! — обиделся Сергей. — Небось, весь этот выводок — сынки всяких шейхов да имамов, кость бы им в горло! — высказался по-русски он, и стоящие ничего не поняли. Видя, что сын визиря ждет пере вода, пушкарь пояснил: — Я сказал, что их вид благо роден, а глаза излучают незаурядный ум.

— Он не татарин, — возразил сын визиря. — В нем нет ничего татарского. Разве похож он на купца Юнуса, который приезжал к нам из Казани? У того редкая, как у скопца, борода, а у этого густая, как у туркмена.

Визирь нахмурился:

— Ладно, Якуб, занимайся своим делом. Сегодня я велю имаму, чтобы в вашем медресе ввели для усвоения науку о человеческой скромности. Будущим царедворцам необходимо быть сдержанными. А пока, сын мои, распорядись, чтобы подали нам обед.

Молодые люди засуетились, скликая слуг. Вскоре появился распорядитель — двоюродный брат визиря. Юсуф-мехтер, пока суть да дело, взял Сергея под руку, повел в аллею между шпалерами роз.

— Дорогой мой топчи, — слащаво заговорил визирь, — я должен тебе сказать, что наш маградит, его величество Аллакули-хан, которому ты пришелся по душе, распорядился во всем и всякому говорить о твоем мусульманском происхождении. Называй ты себя тоже татарином.

— Да вы что, Юсуф-ака! Да на хрена мне такая блажь! Русским я родился, русским и помру.

— Ты не горячись, дорогой, — терпеливо принялся объяснять Юсуф-мехтер. — Если ты будешь русским, то маградит не сможет тебе доверить большое дело. И вся дворцовая знать станет смотреть на тебя, как на неверного.

— Юсуф ака, не настаивай. Я лучше буду самым черным рабом, чем предателем православной веры!

— Дорогой Сергей, ты ставишь в неловкое положе ние не только меня, но и самого Аллакули-хана. Вчера хан распорядился, чтобы я объявил тебя мусульмани ном и показал мечеть Палвана-ата. Сегодня ты вошел в святыню, как правоверный... Капырам в нее входить запрещено. Не настаивай на своем русском происхождении, иначе святые отцы, узнав об осквернении святого места, забросают тебя камнями!