Птица упала около русской шлюпки. Матрос подхватил ее веслом и подбросил над лодкой. Туркмены засмеялись.

Шлюпка ткнулась носом в песок. Кият подошел к ней и узнал в кавказце армянина Муратова, который приезжал сюда лет шесть назад.

— Вижу, не узнал меня, — сказал армянин. — Неужто не помнишь как возил тебя с друзьями?..

— Помню, помню, — грубо отозвался Кият. — Чего тебе надо теперь?

— На корабль зовут, Кият-ага, — сказал услужливо Муратов. — Максим Иваныч приплыл... Видеть тебя хочет...

Кият мгновенно вспомнил Гянджу, дорогу в Гулистан и полноватого, смешливого майора Пономарева. Как давно это было, а кажется вчера или позавчера...

— Хей, Махтум-Кули! — позвал Кият своего молодого помощника. — Иди к Аман-Назару... Пусть сачак стелет... Гости будут... — И Кият сел в лодку.

Едва лодка отчалила от берега, следом за ней поплыли несколько туркменских киржимов. Любопытство вклекло ио-мудов к необычным гостям.

Спустя полчаса, приблизившись к корвету, Кият увидел на палубе людскую суету. Когда его подняли в люльке наверх, то на шканцах уже стояла, выстроившись, вся команда корабля. Майор Пономарев шагнул гостю навстречу, развел руки.

— Ну, кунак... Аль не узнал?..

Кият насупился, но стушевался и улыбнулся исподлобья. Пономарев хлопнул его по плечам, обнял мужиковато. Повел вдоль строя, в кают-компанию. Следом двинулись офицеры.

В кают-компании все было готово для приема гостя. На столе стояли блюда с закуской, бутылки рома, рюмки, бокалы. Кият остановился, не дойдя до стола. Садиться наотрез отказался.

— Гости — вы... А я — хозяин, — сказал он хмуро. — Я буду вас кормить-поить. Там, у нас расскажешь, Максим Иваныч, зачем приплыл, чего тебе от меня надо...

— Да ведь кроме дружеской помощи, просьб у меня других нет, Кият-ага, — отозвался Пономарев, суетясь и все еще пробуя усадить гостя за стол. — Вот, господина гвардейского капитана Муравьева в Хиву спровадить надо. От тебя, дорогой кунак, будет зависеть успех сей экспедиции. И факторию торговую хотим образовать на этом берегу. Тоже твоя помощь в выборе места необходима...

— Давай поедем ко мне, — сказал Кият, отстраняя майора. — Тут, в Кумыш-Тепе, мой зять живет. Там угостимся...

— Ну что ж, Максим Иваныч, — сказал Муравьев, тронув пальцем усики, — видимо, прав Кият-ага. Мы гости у него. Давайте примем приглашение...

Когда сели в катер и поплыли к берегу, Кият принялся разглядывать Муравьева. Николай Николаевич закурил. Однако облачка дыма не спасли офицера от цепких глаз старика, и Муравьев насупился. Кият усмехнулся, спросил:

— Сколько тебе лет, джигит?

— Двадцать пять недавно отпраздновали, — ответил Муравьев и спросил: — А для чего вам это знать?

— Да так, — неопределенно отозвался Кият. Затем спросил прямо: — Не боишься Хива-хана?

— А чего его бояться. У нас говорят: «Волков бояться — в лес не ходить».

Катер быстро приближался к берегу. Гребцы изо всех сил налегали на весла. По обеим сторонам плыли киржимы. Иомуды оживленно переговаривались, сопровождая русских гостей...

На закате, когда море окрасилось жарким заревом и мелководье покрылось золотистой чешуей бликов, когда сельский азанчи нудно и длинно затянул молитву, призывая мусульман поклониться святой Мекке,— к берегу возле Серебряного Бугра причалил киржим. Четверо рослых парней спрыгнули с него прямо в волны и поспешили на сушу, прислушиваясь к отдаленному голосу азанчи. Тут же они опустились на колени и начали тихо выговаривать слова молитвы. Словно по команде они подносили сложенные ладони к груди, кланялись, касаясь лбами прибрежного песка, и выпрямлялись опять. Закончив молитву, быстро поднялись и стали отряхивать колени. Самый высокий из них и широкий в плечах — батрак по имени Кеймир, наказал своим друзьям никуда не отлучаться. Сам двинулся к кибиткам, обходя правой стороной Серебряный Бугор. Он шел валкой походкой моряка. На нем был низкий косматый тельпек, старый халат, широкие шальвары и сыромятные чарыки (Чарыки — род обуви).

Обогнув курган и выйдя на пустырь, он увидел странное: возле кибиток строем, со штуцерами на плечах, маршировали чужие солдаты. Офицер в белых рейтузах и мундире с эполетами подавал команды, а толпы селян во все горло хохотали и выкрикивали слова восторга. Возле кибиток стояло еще человек пять русских офицеров, а с ними рядом — гасан-кулийский старшина Кият-ага, его зять Аман-Назар и Махтум-Кули-хан. «Чего бы ради приплыли урусы?»— подумал Кеймир-батрак и подошел к толпе, спрашивая у одного, другого, третьего — кто они и зачем пожаловали. Никто ему толком не мог ответить. Кеймир, как большой ручной медведь, потоптался в толпе и двинулся дальше: ему надо было до наступления ночи побывать у мастера Ал-лакули.

Кибитки Кумыш-Тепе тянулись в два ряда. Кеймир шагал, оглядывая дворы, в которых стояли на привязи верблюды и лошади, женщины доили коз, пекли в тамдырах чу-реки и заквашивали молоко., Отовсюду пахло печеным хлебом, молоком и конским потом. Кеймир остановился у двора с четырьмя юртами, за которыми стояло несколько верблюдов, а у входа разжигали тамдыр две женщины.

— Эс-салам-алейкум, — сказал Кеймир. — Не здесь ли живет Аллакули-уста? Если здесь, то передайте ему — пришел человек от Булат-хана — старшины челекенского...