— Выше, — сказал Михаил. Женька постучал выше.

— Ниже.

Женька постучал ниже.

— Левее, — приказал Михаил.

Женька постучал левее.

— Хорош! — сказал Михаил.

И Женька тоже нарисовал мелом кружок на воротах со двора, точь-в-точь совпадающий с Мишкиным кружком на улице. Михаил проскользнул во двор. При свете луны были видны валуны, укрепляющие песчаный откос. Таких валунов в каждом дворе — пруд пруди.

— Выбирай подходящий по весу, — сказал Михаил. Женька ухватился за самый большой.

— Не сможешь, — проворчал Мишка и выбрал для него сам, поменьше.

Женька взвесил камень на руках:

— Годится.

Михаил положил камень метрах в трех от ворот.

— Докинешь?

— За-запросто, — заикаясь от волнения, ответил Женька.

— Чур, по моей команде. Как скажу: три! — кидай.

Они вышли на улицу и двинулись домой уже не таясь. Поглядывали друг на друга, подмигивали, посмеивались и заговорщицки прикладывали палец к губам. Мостовая теперь совсем уж не страшно, а как бы задорно, весело и ободрительно поскрипывала под ногами.

Всю ночь Женьке снились взрывы: гранатные, снарядные... И термоядерные!

Наступило утро, с четкими гранями тени и света во всех дворах, с пробуждающимся шумом дня, с молчанием спокойного моря и криками петухов, вероятно, радующихся тому, что они не попали в суп.

Михаил и Женька шли по улице.

— Думаешь, выйдет? — волновался Женька.

— Еще как грохнет! — уверенно заявлял Михаил.

На пересечении двух проулков они крепко пожали друг другу руки.

— Не забудь, — предупредил Михаил, — считаю до трех. Бей в ту же точку.

— Не промахнусь, — сказал Женька. И они расстались. Женька свернул в правый проулок, Михаил — в левый. Он нарочно помедлил, выжидая, когда Женька, петляя дворами, подберется к тем самым железным воротам, что стояли напротив дома Молчуна.

Возле этих ворот на лавочке, как издавна повелось, уже играли в домино Борис, Молчун и Хихикало. Пес Фантомас лениво лежал на земле, косил глаз на пролетающих мимо мух и для острастки щелкал зубами.

Завидев Мишку, Борис направил на него половинку подзорной трубы и сказал:

— Труба твое дело, — встал и, скорчив зверскую рожу, затопал ногами, так обычно пугают маленьких.

Пес тоже встал и отчаянно зевнул с такой скукой, что проходящий мимо моряк тоже зевнул и неодобрительно покосился на него.

Михаил решительно подошел к лавочке и сунул руку в карман.

— Понял, — «догадался» Борис, повернулся к своим и, рисуясь, сказал: — Подмазывается. От подзорной трубы хвост принес. То-то! — подмигнул он Михаилу.

Пес снова зевнул, и Борис, подавляя невольный зевок, прикрикнул:

— Фантомас, брысь!

Михаил с величайшей осторожностью достал из кармана пробирку с прозрачной жидкостью и вынул пробку.

— Нитроглицерин, — коротко сообщил он. — Взрывается от сотрясения.

— Ой-ой-ой! — дурашливо запричитал Борис и, попятившись, упал на услужливо подставленные руки Молчуна и Хихикало. — Сейчас от нас яма останется. Ой, Мишенька, пощади, — умолял он, — прости меня, пожалуйста, я больше никогда не буду, Мишенька! Я хороший, Мишенька!

— Отдай трубу, — спокойно сказал Михаил.

— Я добрый, Мишенька! — стонал Борис, входя во вкус. — Прости меня, пожалуйста!

— Отдай трубу, — повторил Михаил.

— Какую трубу? — «недоумевал» Борис, взглядом призывая дружков в свидетели. — Эту? Сейчас, сейчас, сейчас, внимание... Снимаю. Снимочек завтра, за пять рублей. Цветной!

— Спасибо, — сказал Михаил. — Вот теперь понимаю, наконец, выражение «валять Ваньку».

— Какую Ваньку? — растерялся Борис.

— Дурака валять, — пояснил Михаил.

— Я тебя не валял, — нашелся Борис. — А могу.

— Взрывается! — снова поднял Мишка пробирку.

— Ах-ах-ах! Боюсь! Витя, — повернулся к Молчуну хихикающий Хихикало. — Посмотри, я не бледный? А?

Молчун кивнул, раздвинув губы в улыбке.

— Ох, бледный! — захныкал Хихикало. — Что со мною будет?!

Михаил вытащил из пробирки пробку:

— Отдайте трубу. Считаю до трех.

Борис, Молчун и Хихикало, став на колени и раскачиваясь из стороны в сторону, дружно заныли: