— Птухин, товарищ Сталин, — с готовностью ответил Агальцов.

К Новому году на укатанный аэродром сел полк И-16. Агальцов немедленно доложил Сталину.

— Как полк? — удивился Иосиф Виссарионович.

— Мы построили не на эскадрилью, а на полк.

— Это хорошо. Птухин молодец, — тихо и мягко сказал Сталин. И Агальцов по голосу понял, как он при этом скупо улыбнулся в усы. «Надо срочно передать разговор Птухину, — подумал Агальцов, — это для него значит больше, чем награда».

Со второй половины декабря все чаще стали появляться просветы в облаках. Пользуясь этим, Птухин поднимал все шесть полков бомбардировочной авиации для ударов по крупным военным объектам — Хельсинки, Котко, Лахта. Такого массированного применения наша авиация еще не знала. Началась отработка взаимодействия командиров авиационных бригад с общевойсковыми. Имея превосходство в воздухе, Птухин стал использовать истребители для штурмовок железнодорожных эшелонов и автоколонн, как это делал в Испании. Снова, словно зубная боль, возникла неудовлетворенность стрелковым вооружением самолетов.

Пока шла подготовка к штурму линии Маннергейма, по просьбе Мерецкова была сфотографирована вся основная полоса обороны в крупном масштабе. На основе фотосхем Мерецков окончательно уточнил план прорыва, с которым поехал на доклад к Сталину. Он изложил и предложение Птухина: наравне с артиллерийской провести и авиационную подготовку наступления, что в практике применения ВВС было новым. Сталин подробно ознакомился с этим предложением и поставил условие завершить разгром белофиннов до весеннего разлива.

В начале января 1940 года на базе Ленинградского округа был организован Северо-Западный фронт во главе с командармом первого ранга Тимошенко. Птухин, назначенный командующим авиацией фронта, сосредоточил основную массу самолетов в направлении удара 7-й армии Мерецкова, у которого теперь авиацией командовал Герой Советского Союза комкор С. П. Денисов.

Постепенно осуществлялось намерение Птухина сосредоточить всю авиацию в одних руках. Но возникло новое осложнение.

Пока не надо было давать команду на вылет и потом нести за это ответственность, присланные Управлением ВВС в полки и бригады советники из числа участников боев в Испании и на Дальнем Востоке считали своим долгом вмешиваться в организацию предстоящих боевых действий. Иногда это были дельные советы, а иногда… Все чаще стали поступать жалобы от командиров частей и соединений на вмешательство советников в прямые обязанности командиров. Действуя через голову командующего авиацией фронта, они докладывали прямо начальнику ВВС Смушкевичу. Создавалась напряженная обстановка в частях. И это накануне наступления, когда командующему никто не должен мешать.

О своем решении удалить всех советников из частей Птухин доложил на Военном совете фронта.

— А нельзя ли найти смычку в работе командиров и советников? — переспросил член Военного совета Жданов. — Все-таки «ум хорошо, а два — лучше».

— Можно, но на это нужно время, у нас его нет, и не исключено, что в решающий момент ум зайдет за разум.

Тимошенко согласился с мнением Птухина.

С началом артподготовки авиация нанесла удар по точно известным укреплениям противника, затем в ходе наступления последовательно стала сопровождать боевые порядки сухопутных войск. Птухин вместе с Тимошенко, начальником артиллерии Вороновым [Н. Н. Воронов — впоследствии Главный маршал артиллерии. Был добровольцем в Испании] с командного пункта Мерецкова следили за результатами ударов авиации. Кирилл Афанасьевич, только накануне получивший впервые радиостанцию, теперь моментально сообщал результаты авиационной поддержки.

Наступление развивалось успешно. Можно было выкроить минутку навестить в госпитале раненного в воздушном бою Пронина. По дороге из штаба округа в госпиталь на углу Садовой и проспекта 25-го Октября взгляд Птухина остановился на человеке, одетом в старое летное кожаное пальто и надвинутой на глаза пилотке. Это при морозе-то в 18 градусов. Фигура этого человека показалась Птухину знакомой. Шофер притормозил, и Евгений Саввич узнал одного из командиров истребительных бригад Белорусского округа.

— Алексей Кулдин? — осторожно спросил Птухин. Тот вымученно улыбнулся и вяло отдал честь.

— Садись в машину, поехали.

— Не стоит, товарищ комкор.

— Если я тебе комкор, то приказываю! — Птухин сдвинул брови.

Кулдин все стоял на тротуаре.

— Зачем это, Евгений Саввич? Рискуете. Даже не все родные принимают.

— Ладно, переживем, поехали.

Кулдин два года назад был отстранен от работы.

Оставив Кулдина в своем кабинете, Птухин отправился к Тимошенко, от него к Жданову, где застал Николая Николаевича Воронова.

— Конечно, Евгений Саввич, мы устроим его, поможем, но почему прямо заместителем командующего ВВС армии? Он ведь более двух лет не соприкасался с авиацией, многое за это время изменилось… Потом ему надо отдохнуть от всего пережитого, а вы сразу в работу. А каковы его планы, интересовались?

— Нет, Андрей Александрович, не спрашивал, не буду. Я уже встречался с такими. Главное для них — скорее возвратиться в дело, почувствовать свою необходимость, доверие. А забыть отверженность можно только в коллективе, когда коллектив с тобой считается как с равноправным. Ему сейчас отдых моральный важнее отдыха физического. В способностях его я не сомневаюсь. Он был одним из лучших командиров бригад.