Шрифт:
И тем не менее: как в такой ситуации можно было стать сведущим и в других областях? Как насытить жажду знаний в других дисциплинах?
Помощь пришла оттуда, откуда ее совсем не ждали.
Однажды, когда София сидела в своей комнате, углубившись в чтение и забыв о настоящем, приятную тишину вдруг пронзил резкий, высокий крик. Он звучал дико в доме, в котором всегда царили тишина и покой, и был еще неприятнее от того, что кричал ребенок.
Сначала София решила, что звук доносится с улицы. Но потом вспомнила, что уже неделю в доме живет маленький сын Бертрана. Он родился в браке Бертрана с красавицей Мелисандой и провел детство после смерти матери у сестры отца прежде всего потому, что Бертран решил, что ему следует жить во Франции, а не в опасном жарком климате Палестины. А вернувшись домой, Бертран решил, что ребенок еще слишком мал, чтобы обходиться без заботливых женских рук. Теперь он достиг десятилетнего возраста и стал достаточно взрослым, чтобы вернуться в дом своего отца.
До этого момента Софию этот факт не беспокоил. На первом совместном ужине она посмотрела в синие испуганные глаза молчаливого, замкнутого ребенка и убедилась в том, что он-то ей точно не помешает.
Но теперь он издавал поистине дикие крики.
«О, почему его нельзя было оставить у Аделины!» — раздраженно подумала София. Вначале он надеялась, что Бертран сам займется ребенком и успокоит его. Но потом решительно поднялась и вышла в сад.
В центре сада стоял Теодор. Он всеми силами пытался поднять тяжелый меч, который нашел в оружейной комнате отца. Вокруг стояли слуги, смотрели на него, выпучив глаза, и не решались отнять меч. У меча была тяжелая золотая рукоятка, украшенная сверкающими драгоценными камнями, и София не могла поверить, что ему самому удалось вытащить его из кожаного чехла.
— Я хочу стать рыцарем! — кричал Теодор. — Я хочу стать рыцарем!
Прежде София видела его только сидящим. Теперь, когда он стоял и пытался удержать в руках меч, она узнала грустную правду о мальчике.
Однако большого сочувствия она не ощутила.
— Положи меч на землю! — сказал она строго. — Я могу тебе сказать прямо сейчас: рыцарем тебе никогда не стать!
Теодор был красивым ребенком. Единственное, что в его лице напоминало о Бертране, были небесно-голубые глаза. Длинные ресницы, мягкие черные волосы и белая как молоко кожа напоминали о Мелисанде, родившей его.
Эти роды были трудными.
Как узнала София позже, Теодор никак не желал покидать чрево своей матери. Мелисанда промучилась три дня, но ей удавалось выжать только кровь, а не головку ребенка. Когда ее крик стал похож на поскуливание собак, в дело вмешалась Изидора. До этого времени ее не подпускали к роженице, поскольку Бертран доверял рукам французских врачей больше, чем сарацинке, независимо от того, крещеная она или нет. Он не задумывался над тем, что этих врачей обучили делать перевязки и беспомощно смотреть, как они гниют на ранах, но не оказывать помощь роженице.
Изидора смазала живот несчастной женщины густой жидкостью, произнесла никому не понятные заклинания, а после этого так долго копошилась в чреве Мелисанды, пока не придала ребенку правильное положение. Бертран стоял рядом, с удивлением наблюдал за происходившим, и после этого дня ощутил интерес к магии. А Мелисанда родила мальчика и осталась жива.
Ребенок тоже выжил, хотя и обладал небольшим пороком. Его правая нога оказалась короче левой, поэтому он не мог ходить ровно, а только прихрамывая, и его тело оставалось худым, слабым и маленьким.
Меч, который он сейчас держал в руках, был почти с него. Однако он пытался взмахнуть им и снова и снова повторял:
— Я хочу стать рыцарем! Я хочу стать рыцарем!
— Бог мой! — нетерпеливо воскликнула София, в изумлении глядя на будто окоченевших слуг. — Отнимите же наконец у глупого ребенка меч! Он ведь уронит его себе на голову!
Пажи продолжали неотрывно смотреть на ребенка, однако, одна из женщин все же повернулась к Софии. Выяснилось, что она — бывшая кормилица Теодора.
— Он сын господина, — сказала она испуганно, — и хотя господин не слишком много времени уделяет ему, мы не должны препятствовать тому, чтобы он проявлял свою волю. Не мы, а отец должен воспитывать его.
— Вы что, хотите сказать, что никто не думает о его воспитании? — решительно спросила София. Ее пугала не вероятность того, что Теодор опрокинет на себя меч, а угроза шума, который может на долгое время нарушить тишину этого дома.
— Он несчастный ребенок! — жаловалась кормилица. — Красавица мать умерла. Отец с тех пор избегает смотреть на него, потому что мальчик всем своим видом напоминает ему о Мелисанде. А тетка Аделина, у которой он так долго жил, всегда уделяла больше внимания своим собственным сыновьям.
«Что меня вовсе не удивляет», — подумала София, глядя на мальчика, который хотел казаться сильным, а выглядел неловким и болезненным. Его глаза растерянно блуждали вокруг, как будто он искал того, кто мог бы подтвердить его слова. В них сквозило такое отчаяние, что София вспомнила о времени, когда ей самой запретили то, чего ей больше всего хотелось — читать и писать.
Тяжелый меч находился угрожающе близко от бледного лица ребенка. Но по-прежнему никто не хотел вмешиваться.
Тогда вперед вышла София, схватила Теодора за плечи так же сильно, как когда-то Изамбур, и молниеносно выхватила у него меч.