Саласар развернулся на каблуке и медленно пошел прочь, тогда как его помощник с растерянным видом продолжал смотреть ему вслед. Инквизитор пытался вспомнить, почему он дал согласие на участие в этой миссии. Несколько лет назад, когда у него появились первые колебания в вере, он начал читать философов и согласился с Сократом, что невозможно быть счастливым, действуя вопреки собственным убеждениям. И тогда он постарался освободиться от готовых представлений, усвоенных еще в детстве, чтобы позволить душе, уму и сердцу найти обоснование своим собственным взглядам.

Он искал в мудрости древних ответы на вопросы, которые люди ставили перед собой уже не одно столетие. Однако, овладев всеми доступными его пониманию знаниями, он не обрел умиротворения, которое царило в его душе до того, как в ней поселились сомнения. Он прочел даже те книги, которые не должен был читать. Писания людей, размышлявших над теми же вопросами и потому обреченных вместе с их книгами на гонения, а то и вовсе приговоренных к смерти. Он добыл эти тексты, невзирая на опасность быть пойманным с поличным, но не в силах был совладать со снедавшим его разум любопытством.

Но вскоре ему стало ясно, что чем больше он читает, тем больше вопросов и сомнений у него возникает. Всех знаний мира стало ему мало для того, чтобы оценить всю безнадежность существования человека в огромной, бесконечной Вселенной, в которой он является всего лишь незаметной песчинкой. Что было до возникновения мира, сколько времени это продолжалось и чем был в то время занят Господь Бог?

Саласар пошел в своих размышлениях еще дальше, к началу всех времен, к началу Бога, этого Высшего Существа, сотворившего все на свете, которое тоже должно было быть создано в определенный момент. Эта мысль потрясла его до глубины души, и начался самый мрачный этап его жизни, когда он полагал, что раз универсум не детерминирован и люди совершенно свободны в выборе пути, значит, человек представляет собой то, что он сам из себя творит, а мир начинается рождением и завершается смертью любого живого существа. И эта мысль так больно его ранила, что он решил отложить в сторону вопрос о природе Бога и сосредоточиться на изучении природы дьявола.

Люцифер, то есть несущий свет, любимый ангел Бога, был изгнан из рая, поскольку был не в меру самостоятелен в суждениях, как, впрочем, и сам Саласар. С тех самых пор, как Бог прогнал Люцифера от себя, тот превратился в Сатану, его антипода, противника. Саласар в большей степени ощущал родство с этим исполненным сомнений антагонистом, нежели с Высшим Существом, присутствия которого он в этом мире не чувствовал вообще.

Когда главный инквизитор Бернардо де Сандоваль-и-Рохас обрисовал ему ситуацию, в которой оказались инквизиторы Валье и Бесерра, прочитал их отчаянные письма, в которых говорилось о сатанинской секте, не оставлявшей в покое северный край и выводившей из равновесия его жителей; когда Саласар узнал о том, что демон творит в этих краях, о чуме, голоде, граде, о морских бурях, разбивавших корабли о берег, он почувствовал, что у него еще есть надежда. Может, ему не дано напасть на след Бога, зато представился случай найти дьявола. Если это воплощение порока действительно существует, если его злой волей творятся все несчастья на земле, если в извечной ожесточенной борьбе между добром и злом Сатана выходит победителем, значит, не все еще потеряно и есть надежда. Если дьявол существует, то только потому, что существует Бог, а если Бог существует, он вновь научится в Него верить; покорится, безо всяких рассуждений, его непостижимой воле и возглавит борьбу со злом. Саласар был в этом твердо убежден.

Но ему пришлось удостовериться в том, что люди в большинстве своем выдавали желаемое за действительность и видели то, что хотели видеть. Поиски истины были делом небезопасным, поскольку, если стремиться к этому по-настоящему упорно и настойчиво, существует риск найти ее в действительности. Он был готов продолжать поиски, несмотря на трудности, с которыми предстояло столкнуться на этом пути, однако на данном этапе все было окутано мраком неизвестности, а его сомнения только усилились. Этим вечером Саласар удалился в опочивальню в полной уверенности в том, что самый верный способ лишиться утешения — это попытаться понять «почему».

На следующий день Саласар отправился к дочери Хуаны. По чистой случайности, просматривая записи, сделанные во время Визита, в поисках имен четырех подозреваемых, он установил, что за неделю до своей трагической гибели Хуана де Саури просила о встрече с ним, и аудиенция должна была состояться чуть ли не в день смерти. Секретарь, сделавший пометку о встрече, не помнил, чтобы она говорила, по какому поводу собирается встретиться с инквизитором, и Саласар почувствовал себя заинтригованным. Хуана де Саури не подозревалась в колдовстве, скорее, наоборот, поэтому ее желание поговорить с ним не могло быть связано с эдиктом о прощении.

Он пару раз постучал в дверь дома дочери Хуаны, ответом ему была полная тишина. Однако он заметил, как дрогнула занавеска на окне, а за ней — чьи-то глаза, с подозрением следившие за ним сквозь неровное стекло.

— Негоже честной христианке отказывать в гостеприимстве представителю святой инквизиции, — громким голосом укорил ее Саласар, — тебе об этом известно, не так ли?

Худая женщина лет сорока открыла дверь, без слов приветствия повернулась и пошла впереди инквизитора к столу, где, указав ему на стул, сама села напротив.

— Ведьмы убили мою мать, — с неожиданным вызовом сказала она.

— Добрый день, — подчеркнуто вежливо поздоровался Саласар. — Поверь, я разделяю твое горе.

— Хотите перекусить? — В этот момент женщина, похоже, расслабилась и отбросила настороженность.

— Я хочу только получить ответы на свои вопросы.

— Год назад моя мать давала показания против ведьм, и с тех пор ее жизнь превратилась в настоящий кошмар.

— Почему твоя мать хотела меня видеть?