Многие из этих детей обитают в жилищах, которые они соорудили сами на свободных участках между книжными магазинами для взрослых и закусочными быстрого обслуживания в старом торговом районе. Эти «дома на деревьях», по большей части — в несколько этажей, возведенные на горах автопокрышек с помощью пожарных лестниц, вынесенных из бывших универмагов, представляют определенный архитектурный интерес. Туристам лучше воздерживаться от проникновения в эти «детские города» и ни в коем случае не предлагать их жителям иных денег, кроме мелочи, которую они просят; и уж тем более не выставлять напоказ камеры, драгоценности или дорогие наручные часы. Подлинно бесстрашный гость в поисках сильных впечатлений может нанять одного из ребят в качестве проводника по местам развлечений на свой выбор. Обычное вознаграждение за подобную услугу — два доллара.

Не рекомендуется приобретать товары, предлагаемые детьми. Проникнувшись тем же самосознанием, которое ощущается в величественных зданиях на другом берегу реки, они иногда продают фотографии крупнейших и наиболее экстравагантных местных сооружений. Возможно, безыскусная архитектура «домов на деревьях» — наиболее аутентичное художественное выражение города, и эти открытки, пусть большинство из них — любительского качества, дают интересное и, возможно, даже ценное представление о современном народном искусстве.

Трудолюбивые дети торгового района превратили насилие над своим телом в настоящий ритуал, нанося татуировки и осуществляя «спонтанные» набеги на «дома на деревьях» противостоящих группировок, во время которых часто наносятся поверхностные ранения. Трудно предположить, что «виадучный убийца» — из их числа.

Еще дальше на запад находятся остатки городских музея и библиотеки, разоренных во время гражданских беспорядков, а за этими живописными, все еще дымящимися каркасами домов лежит гетто. Входить в гетто пешком не рекомендуется. Турист, арендовавший автомобиль, может проехать по нему, ничем не рискуя, заплатив пошлину у заставы. Жители гетто — на полном самообеспечении, и внимательный гость, посещая этот район, увидит множество палаток, в которых размещены больницы, оптовые склады продовольствия и медикаментов и тому подобное. Считается, что в гетто много прекрасных поэтов, художников и музыкантов, а также историков, известных как «запоминальщики». Это живые энциклопедии и хранители архива района. Они запоминают произведения местных поэтов, художников и других творцов. Здесь нет ни печатных станков, ни магазинов художественных принадлежностей, и эти изобретательные и полагающиеся на собственные силы люди придумали такой метод сохранения своей культуры. Никто не верит, что люди, способные изобрести жанр «устного рисования», могли породить «виадучного убийцу». Как бы там ни было, жители гетто не имеют доступа в другие районы города.

Отношение гетто к насилию неизвестно.

Чем западнее, тем больше годовое количество осадков в виде снега: ежемесячно в течение семи месяцев в году на сконцентрированные здесь торговые центры и бумажные фабрики выпадает в среднем две целых три десятых фунта снега. Летом здесь обычное явление — пыльные бури, а в воде содержатся определенные инфекционные вирусы, к которым местные жители стали невосприимчивы.

Еще дальше к западу расположен спортивный комплекс.

Туристу, который отважился забраться так далеко, настойчиво рекомендуется повернуть назад и вернуться к Мемориалу жертвам войны. Свой автомобиль можно оставить на просторной и четко обозначенной столбиками стоянке с восточной стороны Мемориала. С его широких пустых террас на юго-востоке хорошо виден огромный недостроенный мост, покрывающий половину расстояния до деревушек Вайатт и Арнольдвилль. Строительство этого выдающегося объекта, впоследствии скопированного многими городами в западных штатах, в Австралии и Финляндии, было прекращено сразу после беспорядков 1968 года, когда стала очевидной его бесполезность. А с тех пор как заметили, что многие семейства предпочитают поедать свои ланчи на террасах Мемориала со стороны озера, глазея на грандиозную, повисшую в воздухе арку, мост официально стал символом города. Его изображение украшает многие городские флаги и медали.

«Сломанный пролет», как его называют, который застыл в воздухе над Долиной подобно огромному крылу, не имеет никакого иного назначения, кроме символического. Сам по себе и совершенно случайно этот «не-пролет» увековечивает память о насилии и не только напоминает о рабочих, погибших во время его строительства («не-строительства»). Он не завершен и лишен всякой отделки, поскольку работы были прекращены внезапно. С усеченного, незакрепленного конца свисают куски ржавеющей железной решетки, толстые стальные тросы с глыбами цемента и фрагменты старой обшивки. В те времена, когда доступ к этому «не-мосту» еще не был перекрыт забором под электрическим напряжением, два-три горожанина ежегодно совершали самоубийства, бросаясь вниз с конца пролета. Поэтому, упоминая об этой достопримечательности, следует прибегать к определенному лексическому насилию. Жители гетто называют недостроенный мост «бледняшка», дети из «домов на деревьях» — Урсулой (по имени одного из них, убитого во время беспорядков). Обитатели Южной Стороны говорят о нем как о призраке, чиновники именуют тварью, а жители Восточной Стороны — просто «той штукой». «Сломанный пролет» символизирует насилие всех незавершенных вещей, всего прерванного или брошенного, недоделанного. Насилие часто включает в себя страстное желаниезавершения, прекращения. Того, что отсутствует и, если появится, приведет к осуществлению. Тела, без которого крыло — ненужное замерзшее украшение. Стоит заметить, что большинство жителей города никогда не видели «не-мост» вживую, только в виде изображений. Для большинства он — миф, чистая идея.

Насилие, как все его чувствуют, но не говорят об этом вслух, является материальным воплощением восприимчивости. Город верит в это. Незавершенность, отсутствие реального объекта, которое оставляет тебя в царстве чистой идеи, требует освободиться от самого себя. Мы прежде всего американский город и глубже всего верим в то, что мы…

Все жертвы «виадучного убийцы», от возмущения действиями которого перехватывает дух и который заставляет полицию обшаривать убогие жилища вдоль берега реки, — взрослые женщины. Этих женщин среднего возраста извлекли из их жизней, и теперь они — как статуи рядом с пьедесталом. По утрам на виадуке больше пешеходов. Главным образом мужчины. Они приходят сюда со своими завтраками в бумажных пакетах; медленно прохаживаются вдоль цементного тротуара, не глядя друг на друга и едва ли понимая, что они вообще здесь делают; глядят вниз через край виадука, отворачиваются, мешкают и в конце концов опираются на перила, как рыбаки, до последнего оттягивая момент ухода на работу.

Гость, который приложил усилия и зашел в городе так далеко, может повернуться спиной к «Сломанному пролету» — средоточию гражданской гордости — и посмотреть в юго-западном направлении через шесть полос скоростной автострады, возможно — на цыпочках (дети могут влезть на одну из удобных подпорных стенок). Отсюда виден сбоку унылый виадук, головы и плечи застывших в ожидании мужчин, которые выделяются в сером воздухе подобно ярким мазкам кистью. Их страстное желание, предвкушение видно даже с такого расстояния.