— Вопрос звучит несколько странно, фрау Брабендер, — сказал он, — но существовали ли между вами и вашим отцом по-настоящему близкие, доверительные отношения?

Даже вытирая слезы, она следила за своими движениями, отличавшимися грациозной элегантностью, — следствие хорошего воспитания.

— Папа, — сказала она, — папа придерживался всегда точки зрения, что семья не является основой любви. Он ценил тех, кто ему нравился, даже если они не принадлежали к семейному кругу. А тех, кто не нравился, он отвергал, даже если они были членами семьи. Разумеется, к самому себе он требовал от всех подобающего уважения.

— Следовательно, у него был тяжелый характер?

— У всех людей, которые разбогатели сами в результате жестоких усилий, тяжелый характер.

— А вашего мужа он ценил?

— Быть может, это звучит странно, но папа ценил ученость. Он даже сожалел, что люди, которые так много учились и так много знают, никогда не достигают в жизни чего-нибудь стоящего. Под этим он имел в виду миллионы. Но как бы то ни было, папа всегда утверждал, что наука — замечательная вещь. Правда, историю искусств и тому подобные вещи, чем занимался Ханс-Пауль, он считал глупостью, финтифлюшками, так он выражался.

— Выходит, он относился к вашему мужу не очень доброжелательно, однако ценил его.

— Да. Примерно так.

— Распространялись ли его представления о семье и любви и на жен?

— Сандра, — сказала Эрика и обхватила руками красивое колено, — Сандра была для него великолепным украшением. Представьте себе только, как выглядела она на скачках в новейших и безумных шляпках только что из Парижа, в норковом палантине, в куртке из крокодиловой кожи и тому подобных вещах! Если папа отправлялся в театр или на концерт, то только затем, чтобы показать Сандру. И каждый знал, что до этого она была секретаршей в приемной референта по культуре и происходит из очень простых слоев. Любил ли он ее — не знаю. Есть мужчины, которые полагают, что любят женщину, поскольку гордятся ее внешностью.

Комиссар именно так все и представлял. Иначе быть не могло. По его мнению, человек мог тратить свою жизнь либо на то, чтобы зарабатывать миллионы и потом купить на них красивую жену, либо любить по-настоящему одну или даже нескольких женщин, но зато отказаться от миллионов.

— Должно быть, из-за этого и расстроился его первый брак, фрау Брабендер?

— Мама, — сказала Эрика, — это было нечто совсем другое. Мама была из очень хорошей семьи, которая потеряла свое состояние во время кризиса в тридцатые годы. Но зато она открыла ему двери в деловые круги Америки, а это ему было необходимо. Мама была для него инструментом, чтобы достичь величия, Сандра — украшением добившегося всего человека. У папа все всегда было последовательно.

— Как вы думаете, вашу мать он тоже любил?

Она вздохнула.

— Вам лучше исходить из того, что папа вообще никого никогда не любил.

— И разумеется, неудовлетворенная материнская любовь сосредоточилась на вас двоих?

— Да, — сказала Эрика, — временами это бывало невыносимо. Но у нее все всегда шло от сердца.

— В таком случае ваши отношения с мачехой после новой женитьбы отца должны были быть весьма скверными?

— Мы обе были замужем, когда все произошло. Это затронуло нас лишь косвенно.

— Ну, не скажите, фрау Брабендер, — возразил Кеттерле, — огромное состояние, которое вдруг уплывает в другие руки, это ведь не из разряда тех вещей, что затрагивают лишь косвенно.

Эрика, задумчиво глядевшая в окно, вспомнила вдруг, что ее муж находится в следственной тюрьме, и обратила лицо к комиссару.

— Вы ведь говорили о любви, — сказала она. — Состояние — совсем другое дело. Все было, конечно, нелепо, но в этом весь папа.

— Ваш отец утверждал, что никто не знал содержания его завещания.

Быстрая улыбка Эрики была почти торжествующей.

— Ему так казалось. Однако он заключил в свое время с мамой договор о наследстве, и расторжение его потребовало огромной юридической переписки. Естественно, мама первая по секрету ввела нас в курс дела.

— Ваш муж знал об этом?

— Разумеется. Тем самым улетучились его мечты открыть когда-нибудь большую частную клинику. Он ненавидел Сандру и как наследницу, и как человека.

— А почему вы так откровенно говорите об этом со мной?

— Потому что абсолютно убеждена: Реймар не имеет никакого отношения к ее смерти, господин комиссар. Если б я пыталась что-то скрыть, это только привело бы вас к ошибочным выводам.

Кеттерле кивнул.

— У вас есть дети? — спросил он неожиданно.

— Пока нет, — сказала Эрика, — но скоро это время настанет. Родители не должны быть слишком старыми для своих детей. Реймар уже начал собирать статьи по данному вопросу.

— Так-так, — сказал Кеттерле и принялся рассматривать медную подставку, из которой торчали бамбуковые рукоятки всевозможных совочков, лопаточек, грабель для ухода за домашними цветами.