Шрифт:
Гость раскинул полы кабота, опустился на колоду и сразу же стал расспрашивать, где Векша бывал, кроме родного селения, что видел и что слышал о своих и чужих землях.
Тот поначалу поглядывал на бородача с недоверием - зачем ему все это знать? Но слово за слово - и разговорились.
Векша знал кое-что про Киев и другие города земли Русской. Даже про Греччину и Царьград слыхал от деда и от своих бывалых односельчан, хотя сам дальше окрестных лесов и болот нигде не бывал.
– Э-э, молодец, - покрутил головой гость, и слишком большая для его головы соболья шапка съехала ему на лоб до самых лохматых бровей. Бородатый поправил шапку и продолжал: - Вижу, и любопытен ты ко всему, и крепок из себя, руки тоже не слепые носишь, а растешь дерево деревом: вылезет оно из-под пня трухлого и хиреет там, пока и само не отрухлявеет. А хорошо ли, сам подумай, человеку к одному месту навек прикипать? Да еще с молодых лет, пока семья крыльев не связала! А ведь и птица, прежде чем гнездо вить, сколько света облетает! Не вся же земля пущами непролазными поросла и болотами гнилыми покрылась. Есть на ней и степи бескрайние, травами и цветами устланные, и горы до полнеба ввысь устремлены, вершины в облаках скрывают, есть и море необозримое, - оно волнуется-сверкает, челны в края далекие уносит. И всюду на земле люди живут, каждый по своему обычаю. Так не стоит ли на все это поглядеть? А здесь ты даже Даждьбога-солнце, животворца всего сущего, разве что в полдень видишь. Всегда оно чащобой этой от тебя заслонено...
Векша слушал гостя и удивлялся - с чего бы он, такой важный, вдруг затеял этот разговор с ним, простым смердом? Не таится ли за этим что?
Бородатый умолк. Ждал, что скажет Векша. Но тот, опустив глаза, упорно молчал.
– Так вот тебе мой совет, - сказал гость, - бросай-ка гнездо это чинить, иди ко мне гребцом, поплывем вместе в землю за-морскую. Там своими глазами увидишь: все сказки супротив нее - что полова супротив зерна. Месяц шесть раз не успеет обновиться, как домой вернешься. Див всяких наглядишься, подарки родным привезешь, хижину новую поставишь, снасти ловецкие и рыбацкие купишь, а то еще коня или вола в хозяйство приведешь... Подумай, молодец! Добро тебе советует киевский гость.
– Будь на то моя воля...- вздохнул Векша, понурившись.- Отец не повелит.
– Он перечить не станет, я с ним уже говорил.
– Неужели?
– обрадовался Векша и сгоряча всадил топор в колоду по самый обух. Бородатый даже отшатнулся.- Так я хоть сегодня!
– Непременно сегодня. Поход не ждет, - сказал гость, усмехнувшись: доволен был, что удалось уговорить такого молодца.- Тогда готовься.
– А что там готовиться? Поставлю стояк в халупе, чтобы не завалилась, и все. Да разве одежонку какую на плечи накину. Еще харчей бы надо прихватить в дорогу, так...
– Пустое. О дальнейшем моя забота, - махнул рукою гость.- Значит, как только стемнеет, не медли, найдешь меня возле челна. Тетеревом ночью и в Днепр попадем... Ну, я пойду скажу отцу о твоем согласии.- И пошел к старику, который стоял, прислонившись к дверному косяку, и ждал, не пригласят ли и его на беседу.
Векша же, как ни в чем ни бывало, с еще большим пылом продолжал тесать, топор так и звенел в его руках.
"Только бы не передумал", - с опаской поглядывал в сторону хатенки, где еще долгонько гомонили отец и гость, наверное, договаривались о плате.
Давно уже Векша мечтал о том далеком, удивительном мире, о котором столько наслышался от своего деда. Дедусь ходил когда-то с князем Олегом Царьград воевать. Это только отец Векшин считал все пустыми выдумками. "Если бы, - говаривал он, - там так хорошо было, то почему же тогда наши нищими да калеками оттуда возвращались?" Однако дедусь совсем не печалился тем, что греческий меч отсек ему ухо. Невелика беда! Зато повидал столько! Было что людям рассказать, и почет какой ему от всех!.. Вот и этот гость: не однажды, видать, в Греччине бывал, а снова туда путь держит. Да разве только он?! Изо всех земель, говорят, люди к ней стремятся. Почему же и не послушать его совета? Тем паче, что, может, посчастливится кое-что и заработать.
Когда приходил гость, матери дома не было - за травами ходила на лужок.
Вернулась, услышала, что Векша собрался в дальнее странствие, и заголосила, запричитала, как по умершему. Сначала решила не отпускать дитятко из родного гнезда.
"Но лучше ли ему от этого будет?" - рассудила, поразмыслив. Им, старым, что - и нажились, и нагоревались, не страшна ни смерть голодная, ничто на свете. А ведь сыну, если не раздобудут ловецкие да рыбацкие снасти, придется в холопы княжьи подаваться. А так, может, и впрямь гость киевский поможет в беде.
– Счастливо тебе!
– желали Векше соседи, когда он обходил их вечером, прощаясь.- Только возвращайся пораньше, до зимы лютой. Сам видишь, отец не в силах уже ни ратаем быть, ни ходить на зверя.
Поклонился хижине, клуньке, Даждьбогу-солнцу, опускавшемуся уже за густые деревья, накинул на плечи дырявую свитку и направился с отцом и матерью к реке.
Отец по дороге все наказывал Векше, чтобы слушался гостя, угождал ему. А в то же время и предостерегал:
– Смотри только, как бы он не обманул тебя.
– Не должно быть, гость будто хороший человек. Поклонился мне даже.
– А-а, от этого шапка у него с головы не слетела. Все они в ноги кланяются, а за пятки кусают...
Заплаканная мать ковыляла позади и тихонько сквозь слезы произносила заклинания в путь:
– Быть же тебе сильным и здоровым и в день, и в полдень, и в ночь, и в полночь. Уберегите его, добрые духи, от силы вражьей, от смерти внезапной, от горя и беды лютой. Уберегите на воде от утопления, в огне от сгорания. Да не забыть же тебе, дитя мое, и нашу любовь ласковую, и наш хлеб сладкий, и наш очаг теплый. Возвернуться тебе в отчизну родную, ударить ей челом трижды по три, припасть к сырой земле-матушке. И пусть слово мое будет сильнее воды, выше горы, крепче камня. И даже тот, кто в лугу всю траву выпасет и не подавится, а из моря всю воду выпьет и не захлебнется, и этот пусть не одолеет моего заклинания...