Шрифт:
Однако оставшиеся в живых члены экипажа «Стерегущего» рассказывают несколько иначе о последних минутах жизни миноносца. Кочегар Осинин пишет, что тяжело раненный (оторвана правая рука) машинный квартирмейстер Иван Бухарев спросил трюмного машиниста Василия Новикова, открыты ль в машинном отделении кингстоны, и, узнав, что нет, стал просить его скорее открыть их. Матрос Новиков исполнил просьбу.
После этого события развивались, как говорится в письме оставшихся в живых моряков «Стерегущего», следующим образом:
«...Стали ожидать с чистой совестью смерти так, что смогли сделали, в это время подошла японская шлюпка к нашему миноносцу, в которой были один офицер и несколько матросов...»
Этот бесхитростный рассказ моряка, героическое поведение которого в бою ни у кого не вызывало сомнения, дополняют сведения из доклада полицейского урядника Еремеева:
«...Он, Новиков, спустился в машинное отделение, открыл кингстоны, а затем, поднявшись на верх, порвал сигнальные книги и скидал их за борт, и «Стерегущий» стал тонуть...»
Вместе с кораблем в морской пучине нашли последнее пристанище 48 членов его экипажа. Четверо оставшихся в живых моряков были подняты японцами из воды и оказались в плену.
Моряки «Стерегущего» и на чужбине, в плену, были достойны всяческого уважения. Они сумели сообщить о себе в Россию. Об этом рассказал на своих страницах популярный в то время журнал «Разведчик» в номере 726 от 21 сентября 1904 года. В опубликованном письме (орфография подлинника сохраняется) моряков миноносца говорилось:
«Нас здесь только четыре пленных матроса с кондр-миноносца «Стерегущий» и хотя мы ранеными и взяты в плен, но сделали все что требует от нас присяга. Все офицеры наши были убиты, а из команды остались живыми только мы и мино-машинный квартирмейстер Юрьев, ко торый лежит в госпитале с перебитыми ногами но мы не допустили взять в плен наш миноносец и утопили его дума ем что Царь и Отечество не поставят нам в вину нашего плена так как мы сделали все, что могли придумать.
Машинист Василий Новиков. Кочегар Алексей Осинин. Кочегар Иван Хиринский».
Вице-адмирал Макаров донесение о том, что в море идет бой между русскими и японскими миноносцами, получил с сигнальной станции Золотой горы. А затем — от командира эсминца «Решительный». Степан Осипович понял, что положение «Стерегущего» смертельно опасно, и решил сам немедленно выйти ему на помощь. Он приказал:
— Мой флаг перенести на «Новик». Ему вместе с крейсером «Баян» идти к месту боя.
В море отправились самые быстроходные крейсера порт-артурской эскадры — «Новик» и «Баян». Впереди спешил флагманский корабль. Но к этому времени «Стерегущий» уже затонул, а японские миноносцы, подобрав из воды четырех оставшихся в живых русских моряков, присоединились к показавшемуся на горизонте броненосному Соединенному флоту.
Об огневом бое с ним командирам русских крейсеров не приходилось и думать. «Новик» и «Баян» вернулись в крепостную гавань. Новость, незамедлительно переданная сигнальщиками Золотой горы, быстрее телеграфной строчки разнеслась по Порт-Артуру.
Один из защитников морской крепости, очевидец тех памятных событий, писал:
«Выход С. О. Макарова на «Новике» под своим флагом навстречу японским крейсерам (неточность: эскадренным миноносцам. — А. Ш.), расстреливавшим «Стерегущий», конечно, был риском, но каково было впечатление от этого выхода!»
Далее мемуарист восторженно пишет следующее:
«Но какое это было возвращение! Десятки тысяч людей, усеявших борта судов, высыпавших на бруствера батарей, толпившихся на набережных, жадно следили за каждым движением маленького крейсера, который, бойко разворачиваясь, входил в гавань.
Не к нему, не к этому хорошо знакомому, лихому суденышку было приковано общее внимание. Нет! Просто каждому хотелось своими глазами увидеть на верхушке его мачты Андреевский флаг с гюйсом в крыже.
Это было больше, чем какая-нибудь победа, случайная удача в бою, — это было завоевание. Отныне адмирал мог смело говорить:
— Моя эскадра!
Отныне все эти люди принадлежали ему душой и телом...»
В порт-артурской крепости и прежде всего в корабельных экипажах заговорили:
— Сам пошел в бой.
— Не убоялся.
— Есть теперь кому эскадру в бой вести...
Отныне защитники и гражданские жители Порт-Артура доверяли Макарову как флотоводцу, верили в него как в отважного продолжателя русской морской славы. Что никак нельзя было сказать о его предшественниках»— дальневосточном наместнике адмирале Алексееве и вице-адмирале Старке.