– Благодарствую.

– Не стоит даже. Безделица какая…

До полуночи оставалось сорок минут. Авестьянов с аппетитом принялся за ужин. В столовую он пришёл только что, решив вопрос с чемоданами о которых до того забыл напрочь. Пришлось через помдежа по бригаде выдёргивать из казармы водителя. Чемоданы Зуйков отвёз в пустующий пока без хозяев дом.

Офицерская столовая была одноэтажной, типичной для гарнизонов планировки, только внутреннее оформление привносило черты индивидуальности. Электрические люстры и светильники по стенам подходили скорее для дома нежели для присутственного места, длиннолопастные потолочные вентиляторы пребывали пока что отключенными за ненадобностью, кафельный пол из сработанных под гранит плиток да вошедшие в массовое употребление лет десять назад барельефы, изображающие картины грандиозных промышленных строек, подвиги лётчиков-испытателей и моряков Севморпути. В гардеробе Авестьянов сдал шинель вольнонаёмному вахтёру, получил номерок и проводил глазами четырёх бойцов с бачками. Солдаты были из свободной смены выездного караула, бачки несли из кухни, получив поздний ужин как было заведено в бригаде из офицерской столовой. У входа их ждал армейский "Волгарь".

Ужин оказался довольно не плох. Макароны по-флотски со свининкой, квашенная капуста, ещё тёплый после выпечки вечерней сменой гарнизонной пекарни ржаной хлеб. Вроде просто и незатейливо, однако аж чем-то родным повеяло. Жена, конечно, готовит куда лучше, но то домашняя стряпня.

Он сидел в самом углу зала под окном, не спеша трапезничал да поглядывал на запоздалых и редких посетителей столовой. Вот явился сменившийся с наряда помдеж штабс-капитан. Холостяк, раз домой не пошёл. Вот заявился начальник патруля с двумя солдатами. И правильно, что их с собой в офицерскую столовую взял. Вот в уголке чаёвничают молодые подпоручики, что-то обсуждают, посмеиваются. А вот зашёл есаул в белой черкеске…

– Простите, барышня, – обратился Авестьянов к проходящей мимо подавальщице, – Окажите услугу, пригласите за мой стол вон того есаула.

– Запросто, – улыбнулась девушка и слегка поменяла траекторию пути.

Приглашённый есаул предстал перед Авестьяновым в лёгком смущении. Сел рядом, заказал ужин. Завязалась беседа о пустяках. Когда перед генералом всё та же подавальщица поставила большую чашку крепкого чая, разговор с есаулом плавно перетёк на холодное оружие.

– …Моя-то сабелька ещё старая, – говорил Авестьянов, – златоустовская. При царе кованная. "За Веру, Царя и Отечество!"

– Ныне тоже не дуром делают, – улыбнулся Маренко. – Булат – он верно служит да сечу любит. Мои ж-то клинки именные. Сам дома заказывал.

– Дома? – удивился Григорий. – Вы, Игнат Степанович, не из станицы Тарской часом?

– Как есть, оттудава.

– На бебут ваш глянуть позволите?

– Отчего ж не глянуть? Гляньте, – Маренко вытащил бебут из ножен и несколько хвастливо показал лезвие генералу, взяв одной рукой за рукоять, другой пальцами за кончик клинка.

– "Хорунжему Маренко Игнату Степанову сыну, вражинамъ на погибель", – прочитал Авестьянов надпись на лезвии. – Славный бебут.

– Шашка тоже не промах. Станичники не хуже златоустовцев делают.

Авестьянов не возразил. Тарские клинки и правда ценились, только в масштабах производства станица со Златоустом тягаться не могла. Завод в Тарской был построен в 1924-м в разгар северокавказской войны с вайнахами и дагестанскими горцами, поднявшимися как и веком ранее по наущению британской разведки. Однако в этот раз русское правительство не ограничилось половинчатыми мерами. Загнав горцев обратно в горы, казаки и армейские части продолжили их вытеснять. Методы войны использовались разные – от тактики генерала Ермолова, когда за гибель одного солдата выжигался полностью ближайший аул со всеми жителями, до агитации листовками с аэропланов и обстрелов агитснарядами. Естественными союзниками казаков и армии стали черкесы и осетины, в итоге на территории Терского Казачьего Войска совершенно не осталось вайнахов – чеченов и ингушей, а северный Дагестан стал полностью русским. Турки, поначалу пропускавшие через границу беженцев и горских партизан, в конце концов после дипломатической возни спохватились и перекрыли горы намертво. К концу двадцатых вайнахов осталось всего несколько тысяч – тех, кто успел удрать через перевалы в Закавказье, да и то они прозябали и по сей день в турецких лагерях (резервациях), постепенно истаивая. Турки им там такие режимные меры устроили, что можно с английскими концлагерями для буров сравнивать.

Саму же станицу Тарскую терцы теряли дважды. В первый раз летом 1918-го, когда ингуши и чечены с боями брали станицы и русские сёла. Только весной 1919-го терцы вернулись в станицу, выбив из неё ингушей и обратно переименовав инородческий Ангушт в исконную Тарскую. Второй раз станица была захвачена ингушами в 1923-м, но не надолго – на два дня.

– Вы позволите, господа? – подошёл к столу подполковник Корпуса Внутренней Стражи. – Вижу, клинки обсуждаете, дай, думаю, присоединюсь. Подполковник Торосов Геннадий Юрьевич, начальник особой части нашего корпуса.

– Присоединяйтесь, полковник, – сделал приглашающий жест Авестьянов. – Меня, надо полагать, вы знаете…

– Так точно. За тем и пришёл. Познакомиться.

На груди стражника была колодка со знаком ордена Владимира 4-й степени, как и все "испанцы" он носил наградную ленту на кителе с цветами франкистского флага.

– Есаул Маренко Игнат Степанович, – представил казака Авестьянов. – Мой адъютант… Так на чём это мы… О тарском булате…

– О нём, родимом, – кивнул Маренко. – У полковника вон тоже наш кинжальчик.

– Так и есть, – улыбнулся подполковник. – Случилось мне как-то в вашей терской столице застрять. Вот не поверите, господа! Первым делом весь Владикавказ обошёл на предмет тарских клинков. Кинжал искал. И нашёл.

– По всему вижу, вы по делу пришли, – подметил Авестьянов, встретив взгляд особиста.

– По делу, господин генерал. Вы ведь завтра с утра под Плоцично едете?

– Та-ак… – Авестьянову стало весело. – Уже прознали?

– Служба, – словно извиняясь сказал Торосов. – Надобность у меня имеется. Служебная. Хочу вот в попутчики к вам напроситься.