— Наиболее важная проблема конгресса. Это знают все, кроме князя Меттерниха.

— Но князь судит обо всем с точки зрения Австрии, — робко сказала Ванда.

— А я хочу решать этот вопрос с точки зрения Польши. Возможно, в этом и есть главное различие между мной и князем. Он думает лишь об Австрии, ее нуждах, целях, тогда как я совершенно бескорыстно думаю не только о России, но и о Польше.

Произнеся эту фразу, Ричард улыбался про себя. Его тирада достойна Александра! Если Меттерниху передадут все слово в слово, он, без сомнения, почувствует знакомый стиль русского царя.

— Жаль, что я так мало разбираюсь в политике, — вздохнула Ванда. — Мой отец ненавидел политику, и мы никогда дома не говорили на эти темы. Но моя мать утверждала, что князь Меттерних самый талантливый дипломат, которого знала Европа. Мне хочется верить в это ради моей страны.

— А если я скажу, что она была не права? Ванда задумалась.

— Я думаю, это вы ошибаетесь, — ответила она тихо. Неожиданно Ричард рассмеялся. По крайней мере, девушка оказалась смелой. Он-то знал, что не каждый отважится сказать подобное царю.

— Князь совершает роковую ошибку и скоро в этом убедится, — настаивал он.

Да пусть князь делает что хочет! Ричард устал от этой беседы.

— Давайте поговорим о другом. О вас, например. Что еще произошло сегодня?

Когда Ванда начала рассказывать о том, где они были с баронессой, Ричард почувствовал, что ее напряжение спадает. Некоторое время он с удовольствием слушал ее милое щебетание и затем спросил:

— А не показалось баронессе странным, что вы отправились сюда ночью одна?

Смущение Ванды было так велико, что Ричард почти возненавидел себя за то, что все испортил. На ее лице уже не было счастья и покоя, и губы ее дрожали.

— Баронесса… ничего не знает… Это была ложь, причем явная ложь.

— Но ведь очень трудно незаметно исчезнуть из дома без объяснений, не оставив записки. Да и слуги могут рассказать баронессе, что вы куда-то уехали.

— Я не думаю.

— Я бы не советовал вам так обольщаться. У венских слуг есть скверная привычка: они докладывают об всем, что услышали и узнали, до мельчайших подробностей, своим хозяевам или тем, кто им больше заплатит.

— Вы думаете, они шпионят?

— Именно так. Все следят друг за другом, а самый опасный человек — барон Хагер. Вы еще не слышали о нем? Он возглавляет секретную службу Вены и считается правой рукой императора Франца. Ему цены нет на этом конгрессе!

— Но какие важные сведения могут узнать слуги?

— Нельзя быть такой доверчивой, — холодно сказал Ричард. — Представьте, что может сделать шпион барона Хагера, если будет беспрепятственно подслушивать и подглядывать за мной в Хофбурге, знать все, что я говорю, делаю, даже думаю. Это нанесет вред мне и моей стране.

Он заметил, что, слушая его, Ванда нервно сплетала пальцы, отвернувшись в сторону.

— Только не переживайте так, — с притворной бодростью заметил он. — Я принял все меры предосторожности против барона Хагера. Меня окружают только преданные мне люди и друзья, которым я полностью доверяю.

Ванда как-то странно вскрикнула и повернулась к нему. Но, взглянув на его маску, словно что-то вспомнила и опять отвернулась.

— Вы хотели что-то сказать?

— Нет… ничего.

— Вы уверены? Мне казалось, вы хотели мне что-то сообщить.

— Нет, нет, вы ошибаетесь!

— Как глупо с моей стороны что-то выдумывать! Обычно я не бываю столь невнимательным. Хотите еще вина?

— Нет, спасибо. Я действительно должна идти. Она была очень бледна.

— Мне думается, вам не понравился сегодняшний вечер, — тихо сказал Ричард.

— Мне было очень приятно снова увидеть вас.

— Я думал, мы будем счастливы здесь. Слышите музыку? Мне кажется, звучит еще один волшебный вальс.

— Нет, это другой вальс, — решительно возразила она.

— Мелодия или очарование?

— Не знаю. Мне пора. Благодарю за веер и за то, что вы пригласили меня сюда. Разрешите мне уйти.

— А если я не позволю?

Она резко обернулась и с недоумением посмотрела на него. Как ни хотелось побольнее уколоть Ванду, доброе сердце не позволило ему быть жестоким с девушкой.

— Я только хотел сказать, что нам не удалось так хорошо побеседовать, как вчера.