— Вам, тебе или Гарри, придется посидеть с ней, — заботливо посоветовал Джон. — Не забывайте давать ей лекарство. Но не больше четырех капель, и только через четыре часа. Тогда она сможет заснуть. Ты понимаешь?

— Да, — опять произнесла я, мой голос был пуст.

— Если случайно дать больше, ее сердце может остановиться, — предупредил он меня. — Она нуждается в отдыхе, но, превысив дозу лауданума, ты можешь потерять ее.

— Да, — монотонно повторила я.

— Четыре капли, через четыре часа, — опять подчеркнул он.

Его инструкции, невнятное бормотание, доносившееся с постели, сознание моего греха и захлопнувшейся за мной ловушки — все это делало спальню похожей на преисподнюю. Свечи оплывали, и тени подступили к нам вплотную. Мой брат, который ввел меня в грех, предпочел уединиться. Опять я была совсем одна.

Джон с усилием закрыл свою сумку и, спотыкаясь, пошел к двери.

— Не забудь, что я сказал тебе, Беатрис, и передай это Гарри.

— Хорошо.

Выходя из комнаты, он вынужден был тут же ухватиться за перила, чтобы не упасть. Я высоко подняла подсвечник, чтобы посветить ему. У двери в библиотеку он сильно пошатнулся и чуть не упал. Я поставила ему подсвечник и, как привидение, скользнула за ним.

— Побудь с мамой, — велела я Гарри, который, как припозднившийся гость, неловко стоял у дверей.

Я подождала, пока он зайдет в мамину спальню и закроет за собой дверь, и второй раз за этот день вошла в библиотеку, собрав все свое мужество.

Джон сидел там же, где провел весь день. Но теперь перед ним стояла новая бутылка и чистый стакан.

— Что могло вызвать мамин приступ?

Комната была освещена только призрачным лунным светом, лившимся через окно.

Он смотрел на меня, сморщившись, как маленький ребенок, внезапно разбуженный и не понимающий, где он.

— Я не знаю, — выговорил он. — Она все время повторяет «Гарри», «Беатрис», будто только вы двое можете спасти ее. Но я не знаю, что это значит. И почему она говорит: «Я только пришла забрать свою книгу». Ты понимаешь что-нибудь, Беатрис?

— Нет, Джон. — Я лгала снова и снова. — Не понимаю. Очевидно, что-то ее сильно расстроило, но я не знаю, что это могло быть и какую книгу она читала.

Тут он обернулся ко мне, и я поняла, что вот сейчас он забыл о своей пациентке и вспомнил о своей жене.

— Уходи, Беатрис, — жалобно произнес он. — Бог свидетель, я хочу простить тебя и забыть все, что произошло, но я так устал. Я сделал для твоей мамы все, что нужно, я уверен, что она будет жить. Я обещаю тебе, что поговорю с тобой завтра. Но сейчас мне нужно остаться одному. Я должен пережить это. Все в моей жизни перевернулось вверх дном. Дай мне немного времени. Завтра я стану самим собой.

Я кивнула и наклонилась поцеловать его лоб.

— Мне очень жаль, — сказала я, и на этот раз не солгала. — Я сделала так много плохого, ты даже не знаешь сколько. Но я очень сожалею о том горе, что причинила тебе. Я люблю тебя, поверь мне.

Его рука слегка коснулась моей, но только слегка.

— Я знаю, Беатрис. Пожалуйста, оставь меня сейчас. Я пьян и устал, мне трудно говорить.

Наклонившись, я еще раз поцеловала Джона и, как могла тихо, вышла из библиотеки. У двери я помедлила и оглянулась. Он уже был погружен в себя. Я видела, что он налил еще стакан, сделал глубокий глоток. Мир показался мне горьким и жестоким.

Я не могла сидеть спокойно в библиотеке и размышлять. Наверху стонала в кровати моя мать. А моя земля звала меня к себе. Как всегда, меня ждала работа.

Гарри сидел рядом с мамой, его лицо было таким же белым, как и ее.

— Беатрис, — вскинулся он, едва я вошла в комнату. Он оттащил меня от кровати и заговорил свистящим шепотом: — Беатрис, мама знает! Она видела нас! Она говорит об этом во сне. Что нам делать?

— Прекрати, Гарри! — грубо оборвала я его, не в состоянии успокаивать его совесть в то время, когда мой муж нуждается в отдыхе от моего присутствия, а сердце моей матери готово разорваться от моего приближения, будто я демон Смерти.

— Прекрати, Гарри! Все слишком плохо для того, чтобы ты тут разыгрывал королеву-девственницу.

Гарри, пораженный моим тоном, уставился на меня, и я подтолкнула его к выходу.

— Одному из нас надо остаться с мамой, чтобы дать ей лекарство. Я побуду здесь до трех или четырех часов, а ты пока отдохни. Сейчас иди и спи.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я опять подтолкнула его.

— Ох, иди уж, Гарри! Я просто больна от этой ночи и от тебя. Иди вздремни сейчас, чтобы я могла поспать позже, а утром мы постараемся решить, что нам делать.