— И как дела у мамы, — продолжил Гарри.

— О, конечно, и про нее, — заключила я.

— А ты береги себя, пожалуйста, — заботливо сказал Гарри, потянувшись за свежей рубашкой. — Как я хотел бы, чтобы ты отправилась со мной домой, Беатрис. Я просто подумать не могу, что ты остаешься здесь одна.

— Что за чепуха. — Я тоже выскользнула из кровати. — Селия и я отлично доберемся сами. Нам предстоит неторопливое ленивое путешествие домой, и, возможно, мы совершим его с леди Дейви и ее дочерьми, как только они прибудут сюда. А ты можешь приехать в Портсмут и встретить нас там. Или, если захочешь, во Францию.

— Я с удовольствием так и сделаю, — просиял Гарри. — Но должен признать, что путешествие по морю пугает меня. Ты счастливо его избежала, маленькая трусишка.

— Не ругай меня, — ответила я, улыбаясь, а потом повернулась к нему спиной и откинула волосы, чтобы он мог застегнуть маленькую пуговку, до которой мне было не дотянуться.

Пока его пальцы копошились у моего затылка, Гарри наклонился и поцеловал меня в завитки волос, а затем легонько укусил зубами в основание шеи. По спине у меня пробежала дрожь от его прикосновения, и, откинувшись назад, я прильнула к нему всем телом. Неожиданно для меня, признание в том, что мы ждем ребенка, вот-вот собиралось сорваться с моего языка. На мгновение я подумала, что, если бы мы были тем, чем кажемся, — любящей супружеской парой, как блаженно счастлив был бы Гарри от такого известия.

Но осторожность и мой холодный трезвый рассудок удержали меня от признания, родившегося в припадке утренней любви. Гарри не был мне так уж безоговорочно верен. Он вполне мог защитить интересы Селии. Это она в своей наивности и безрассудстве собиралась пожертвовать интересами будущих детей ради моего сына. Гарри же был не таков. Он вполне мог не принять моего незаконнорожденного ребенка — даже узнав, что он его отец, — в качестве своего наследника, ожидая законного сына от жены.

Мое настроение доверия и размягченности минуло. Я никогда и никому не доверю своих тайн, даже верному Гарри. Мы стали ближе и роднее друг другу за время этого путешествия, но существовало нечто, что нас разделяло, — мой острый ум, которого был начисто лишен Гарри. Гарри был моим любовником, и желанным любовником, но он не мог заставить меня содрогаться от одного взгляда, как это делал Ральф. И я даже вообразить не могла Гарри, шествующего ко мне с окровавленными руками через грех и преступления. С Гарри хозяином была я, в то время как с Ральфом мы были равными, страстными партнерами, одинаково чувствующими, одинаково думающими. С Ральфом мной овладевала тяжелая, неразмышляющая похоть, Гарри же давал мне обожание, поцелуи и ласки, как влюбленный юноша.

Мое сердце хранило тайну о двух кошмарных преступлениях, и предстоящее рождение незаконного ребенка не вносило в него светлой ноты. Никто теперь не мог заглянуть ко мне в душу, как, бывало, делал Ральф в те далекие дни. Никто не мог бы даже надеяться услышать от меня правду. Не только Ральф был искалечен той страшной ловушкой — мои честь и совесть были также сломаны ее зубьями. Я действовала правильно, остерегаясь Гарри. И его последующие слова доказали это.

— Беатрис, позаботься, пожалуйста, о Селии, — обратился он ко мне, завязывая галстук и критически глядя на себя в зеркало. — Она была очень мила во время нашего путешествия. Я не хотел бы, чтобы она тосковала без меня. Присмотри за ней и напомни мне, пожалуйста, оставить перед отъездом немного денег для нее, чтобы она могла позволить себе какие-нибудь пустяки.

Я кивнула, не произнеся ни слова, хоть на язык так и просился упрек, что он сорит деньгами, нужными в Вайдекре, ради каких-то французских пустяков для женщины, у которой и так всего вдоволь.

— Я стану скучать по тебе, — сказал Гарри, оборачиваясь ко мне и снова заключая меня в объятия.

Я скользнула к нему в руки и прижалась лицом к его свежей крахмальной рубашке, с удовольствием вдыхая запах чистого белья и теплой кожи моего брата.

— Ты знаешь, — неожиданно признался Гарри в удивлении, — мне будет не хватать вас обеих. Приезжай домой как можно скорее, хорошо, Беатрис?

— Конечно, — уверенно ответила я.

Конечно же, я лгала.

Обстоятельства вынуждали меня к этому. Но прежде мне пришлось целый месяц ждать в старом бордоском отеле известия от Гарри. Едва пробежав глазами письмо, я улыбнулась, ибо оно оказалось именно таким, как я и ожидала. Наша дорогая мамочка, заполучив своего сына домой, совсем не собиралась отпускать его. И Гарри — торопливыми мальчишескими каракулями — писал мне о том, что есть трудности с землей, о том, что пропало много дичи из вольеров и что поле, которое должно было отдыхать под паром, оказалось ошибочно вспаханным, а у одного из наших арендаторов сгорел амбар и теперь он нуждается в займе.

«Мама была очень перегружена хлопотами по управлению имением, — писал Гарри. — По приезде домой я обнаружил, что она страдает от приступов удушья, которые совершенно лишают ее сил. Она даже не говорила доктору Мак-Эндрю, насколько ей плохо. Я считаю невозможным оставить ее одну и поэтому прошу тебя, моя дорогая Беатрис, возвращаться поскорее домой, либо через Францию, либо морем».

Я не сомневалась, что все так и было. Я заранее знала, что это непосильная для мамы задача. Это серьезная работа даже для того, кто знает и любит землю, а для мамы это, конечно, стало сплошным расстройством. На этот риск я пошла, только чтобы не допустить путешествия Гарри вдвоем с Селией. А сейчас мне приходилось уповать на то, что Гарри повезет и он не успеет причинить большого вреда нашему имению до тех пор, пока я не смогу вернуться домой. Пока не родится наш сын, Гарри должен оставаться в Англии, а я — во Франции.

Я взяла перо и кратко набросала на полях все, что имела сказать. Поле нужно засеять клевером, так как оно уже ошибочно вспахано. Заем арендатору следует оказать, потребовав от него два процента годовых, выплачиваемых им либо наличными, либо товарами с его фермы. Егерю нужно лучше справляться со своими обязанностями, в противном случае его следует уволить. Лорд Хаверинг может подсказать Гарри, где нанять нового. Но затем мой тон стал более интимным. Я писала, что ужасно скучаю по нему (это было чистой правдой), и что Франция доставляет мне мало радости без него (это было уже полуправдой), и что я стремлюсь как можно скорее вернуться домой (что было уж совсем неправдой). Затем я слегка прикусила кончик пера, задумавшись над тем, как бы получше сообщить новость о том, что Селия ожидает ребенка.